Гай Кей - Блеск минувших дней [litres]

– Иногда. Некоторым мужчинам.

Ее очередь улыбнуться, но для этого пришлось сделать усилие. Она все еще испытывала… сложные чувства.

– Возможно, тебе придется отослать меня в обитель Дочерей Джада, чтобы удержать от крайностей.

К своему удивлению (это был день сюрпризов), девушка увидела, что ее отца тоже обуревают чувства.

– Родиас, – сказал он, – очень далеко, Адрия.

Он терпеть не мог путешествия. Она об этом не подумала.

Адрия твердо сказала:

– Если ты не будешь меня навещать, я не буду за тебя молиться.

Отец сжал ее руку после того, как она описала круг и вернулась к нему.

– Тогда мне придется приезжать, потому что, если ты не будешь молиться о моей душе, во всем этом нет никакого смысла, не так ли?

Он чуть не плачет, поняла Адрия. И я тоже, на этот раз – из-за него.

Адрия поднялась по маленькой винтовой лестнице, которая вела из ее комнат на крышу дворца; она всегда любила залезать на крышу: на рассвете, на закате, а иногда в темноте, как сейчас.

Ужин и танцы закончились поздно. Когда она вышла на плоскую крышу, была уже ночь, и растущая голубая луна восходила среди звезд. Было ветрено, но девушка накинула плащ.

Ей всегда нравилась ночь, ее звезды и луны. Джаддиты молились о возвращении солнца, о благополучном путешествии Бога, но Адрия считала, что иногда человеку нужна ночь, ее одиночество, ее уединение. Несомненно, она нужна влюбленным. Необходимый, как ночь, пришло ей в голову.

Она помнила священника, который учил ее здесь же, во дворце, когда она была девочкой; как он объяснял, что восход солнца, которое гонит прочь звезды и обе луны (или делает эти луны бледными, слабыми, едва заметными на дневном небе) доказывает превосходство Джада. Когда Адрии было лет восемь или девять, она спросила у священника, почему тогда нельзя сказать, что луны и звезды сгоняют Джада с небосклона на западе и правят ночью так же, как солнце правит днем?

Возмущенный священник велел ее отцу выпороть дочь за дерзость – сам он, конечно, не посмел ее и пальцем тронуть. Отец выслушал эту историю, подавил улыбку (Адрия уже научилась распознавать, когда он это делает), а потом отказался от услуг этого священника и пригласил другого.

После этого мать позвала Адрию в свои покои (девушка до сих пор помнила, каким восхитительным ей всегда казался запах в этих комнатах) и сказала, как и отец, сдерживая улыбку, что у нее умные мысли, но девочкам – и женщинам – необходимо проявлять осторожность, высказывая умные мысли. Не отрицать свой ум, но использовать его по-хитрому, чтобы влиять на мир, слегка поворачивать его в нужную тебе сторону. «Женщине, которую считают строптивой, упрямой, несговорчивой, трудно влиять на мир», – сказала дочери Коринна Риполи.

У меня никогда не получалось быть осторожной, думала Адрия, стоя на крыше дворца. Но я уже не ребенок, и пора усваивать другие уроки. Матери и тете еще есть чему ее научить, как и Фолько, и отцу. Девушка внезапно подумала, что отец любит ее по-настоящему, независимо от того, насколько она может быть ему полезна. Она задумалась об этом, глядя вдаль. Отцу придется проделывать долгий путь, чтобы повидаться с ней в окрестностях Родиаса, но он обещал, что будет приезжать.

Адрия стояла на стороне крыши, обращенной к городу, выше дворцовой стены, но ниже башен. Перед ней лежала темная, ночная Мачера. В городе еще мерцало несколько огней, но совсем немного в такой поздний час.

Если бы дело происходило днем, справа от себя Адрия увидела бы далеко простирающуюся сельскую местность: поля и лес до самой реки. Перейдя на другую сторону крыши, она бы оказалась над крепостными стенами и башнями, которые защищали от внешних врагов. Любой дворец в эти дни представлял собой крепость.

Девушка не чувствовала усталости, хотя день и оказался полон событий. Во-первых, теперь она знала, куда уезжает, – далеко отсюда ее ждала новая, совсем новая жизнь. В обители Дочерей Джада уже не скажешь, что силы Бога солнца равны силам лун киндатов или звезд ашаритов, с легкой усмешкой подумала она, глядя вниз на город.

Вот почему именно Адрия подняла тревогу в ту ночь, спасла дворец и свою семью, тем самым изменив ход истории в Мачере, Батиаре, а может быть, и во всем мире, – ибо кто может знать, как далеко расходятся круги событий?

Она увидела в городе факелы, которые двигались по направлению к дворцу. Это было необычно для ночного времени. После наступления темноты в городе горели огни, но эти стекались сюда, сходились вместе, их можно было заметить только отсюда, сверху, или их могли увидеть стражники на стенах и башнях со стороны города.

Потом она увидела, что главные дворцовые ворота распахнулись. Ночью этого не могло произойти, никак, никогда.

Шестеро из девяти дежуривших там ночных стражников, как позже узнали, были подкуплены, а тех трех, которых подкупить не удалось, убили первыми.

И тогда Адрия поняла, что происходит.

– Стража! – закричала она. – Городские ворота! На нас напали!

Она продолжала это кричать вниз, во внешний двор. Как только люди зашевелились в ответ на ее крики, девушка повернулась и бросилась бежать изо всех сил по неровной крыше на дальнюю сторону, а оттуда закричала стражникам на стене, обращенной в сторону полей. За городом стояли казармы, где отец расквартировал свои лучшие войска. Адрия кричала, обращаясь к стенам и башням, сердце ее отчаянно колотилось.

Наконец она услышала ответные крики, увидела бегущих людей. У герцога Ариманно были хорошие солдаты, он всегда платил им щедро и вовремя, и ими умело руководили. Именно на это уходила существенная часть налогов с города и окрестных земель. (На тайных сборищах недовольных всю зиму говорили о том, что Мачера платит за собственное порабощение.)

Оказалось, что почти все солдаты сохранили верность семейству Риполи, и этого оказалось достаточно, после того как Адрия подняла тревогу, чтобы они победили в жестокой схватке.

Отец всегда боялся своего города не меньше, чем любой угрозы извне. Нельзя считать глупостью свой страх или беспокойство, если существуют реальные люди, которые хотят сместить и убить тебя, которые видят себя в роли правителей. Семьи Аббато и Кондитти из Мачеры имели более древнюю родословную, чем Риполи. Они могли считать – и считали – Ариманно хитрым выскочкой, который обложил их налогами, чтобы окупить свое необычайно дорогостоящее восхождение к власти.

Навести бунтарей на мысль могли события в Милазии после убийства графа Уберто. Позже выяснилось, что так и было.

Правда, сейчас в Милазии не было правителя – она стала общиной, возглавляемой купцами, – но ведь мы сами решаем, какие уроки извлечь из истории, не так ли?