Гай Кей - Блеск минувших дней [litres]

Герцог Ариманно любил многие вещи. Охоту, разумеется. Лошадей. Собак. Жареных фазанов и хорошее вино. Трюфели осенью. Крупных, щедрых женщин (его жена не была ни крупной, ни щедрой). Он был любителем чтения: читал на воздухе или под лампой и у очага по вечерам. Музыка гасила его тревоги, если музыканты были искусны. Фальшивые ноты его расстраивали, вызывали гнев. Он вообще быстро впадал в гнев, и часто от страха.

Герцог боялся многих вещей. По правде говоря, того, чего он боялся, было гораздо больше, чем того, что он любил. Его приводили в ужас большие кролики (однажды, когда он был маленьким, на него кинулся бешеный кролик; он запомнил крики, визг). Он не любил путешествовать, не любил гостиницы, замки и дворцы, принадлежащие другим. Не любил спать не в собственной постели. Он боялся эрегированных пенисов, кроме своего собственного. Его пугали затмения Божьего солнца. Их все боялись, но легенда семейства Риполи гласила, что дед Аримано умер во время одного из затмений, поэтому страх имел основание . Такие вещи много значили! Ариманно боялся быть отравленным, поэтому завел человека, который снимал пробу с его кушаний. Его пугали знамения и призраки. Он жил в ужасе перед тем, что будет с его душой, когда он умрет и предстанет перед судом Бога. Его пугала сестра Катерина, которая вышла замуж за Фолько д’Акорси, и собственная жена – тоже.

Герцог не ожидал, что будет бояться огня и силы младшей дочери, когда она вырастет. Вот и сейчас, глядя, как она приближается к нему – длинноногая, с высоко поднятой головой, – он убеждал себя, что не испытывает ни малейшей тревоги. Адрия была очень высокая, он каждый раз удивлялся ей заново, когда видел после некоторого перерыва. Не такая высокая, как он, однако она была его ребенком, хотя слишком уж упрямым; ее еще нужно было укрощать, как своенравную лошадку.

Он отвернулся от своих цветочных клумб, махнул рукой двум садовникам, чтобы они отошли подальше, и скрестил руки на груди, чтобы принять ее в солнечных лучах, готовым дать необходимый отпор.

– Клянусь кровью Божьей и всеми Блаженными Мученицами, отец, как ты посмел?!

Она остановилась прямо перед ним – слишком близко, чтобы он чувствовал себя спокойно. Герцог поборол невольное желание попятиться. Это выглядело бы неподобающе, и, кроме того, у него за спиной была клумба. К тому же Адрия говорила громко; ее могли услышать садовники.

– Следи за своим языком, дочь, – сказал он. – Помни, кто ты такая.

– Я – дочь глупого человека! – резко ответила Адрия, не понижая голоса. – Несмотря на то, что моя мать, несомненно, не глупа.

Герцога охватил гнев и обидное осознание (которое он испытывал с самого утра), что он, возможно, сделал большую ошибку и что именно это она имеет в виду.

– Следи за… – опять начал он.

– Не стану! – ответила Адрия.

Щеки ее горели, лицо выражало скорее энергию и решительность, чем любезность, но ей нельзя было отказать в… ну, в решительности. Она смотрела на него так, будто желала ему зла!

– Ты послал людей убить книготорговца? Книготорговца? Людей, которых смогли допросить и узнать, что они твои слуги?

Вот оно. Он попытался взглядом отпугнуть ее.

– Я очень разгневан тем, что Сересса сделала с нашими бедными людьми, – холодно произнес Аримано.

Его дочь рассмеялась.

– Если я чему-то научилась у Фолько, то готова держать пари, что в письме, которое ты только что получил, говорится, что их могли приговорить – и поделом! – к смерти и что все ограничилось увечьем лишь из уважения к тебе!

К сожалению, она была права. Герцог прочистил горло.

– Даже если это так. Напасть на моих личных стражников и…

– Люди, которые пытались убить гражданина Серессы в его собственном городе , отец! А Серессой управляет человек, лишь недавно занявший этот пост, который не должен выглядеть слабым в глазах своих сограждан! Теперь из-за этой истории слабыми выглядим мы! Милостивый Джад, книготорговец ?!

– Я оставляю за собой право решать, кто мне навредил!

Герцог имел в виду этого книготорговца и видел, что дочь его поняла. Ее опущенные руки сжались в кулаки. Она участвовала в скачках в Бискио, пришла первой из всех наездников. Ариманно очень гордился ею.

Адрия набрала в грудь воздуха и выдохнула, швыряя в него слова, подобно зимнему ветру:

– Тот человек спас мне жизнь, отец, и Фолько это знает. Я старалась посодействовать его торговле из чувства благодарности. Скажи мне, каким образом сын портного навредил герцогу Мачеры?

Он не знал о том, что она только что ему сообщила, и в растерянности не находил ответа на этот вопрос. Ему не нравилось это чувство.

– Добродетель и честь моей дочери имеет большое значение для всей семьи Риполи, – наконец сказал он.

– И твоя дочь это знает и собирается вместе с матерью и тетей выбрать себе обитель Дочерей Джада. Но ты, отец, именно ты, заставил Серессу гадать… как мог такой незначительный человек вызвать озабоченность Мачеры? Что могло заставить герцога желать его смерти , рисковать своими людьми и отношениями с Серессой? А потом некоторые граждане в Серессе, которая во всем мире славится своей проницательностью, заинтересуются и подумают… подумают, что, возможно, дочь герцога, которая заказала у этого человека книгу, предложила ему нечто большее, чем деньги?

Он посмотрел на нее. Сглотнул.

– А ты предложила?

– Нет! – крикнула она.

Один из садовников торопливо отошел подальше, к кипарисам, потом за них, прошел между деревьями и исчез из вида, – герцог это заметил.

Ему вдруг захотелось тоже оказаться подальше отсюда.

– Отец, – сказала Адрия, – ты уже второй раз за год меня подставил! Ты понимаешь, сколько пришлось потрудиться Фолько, чтобы скрыть, что именно ты чуть не убил Антенами Сарди?

Герцог лелеял смутную надежду, что она не станет упоминать об этом.

А дочь продолжала давить на него, все так же неистово. (Она всегда была неистовой, подумал он.)

– И ты послал тех же людей, отец? Которых знали, как твоих стражников? Ты хочешь настроить против себя Серессу, так же, как было бы с Сарди, если бы о прошлогоднем происшествии стало известно? Ты готов так рисковать ради этой глупости?

– Семейство Сарди не знает, – сказал он, сознавая, как жалок его довод, и заранее зная, что она может ответить.

И Адрия ответила.

– Сарди не знают, потому что тебя защитили другие люди! В том числе и я, прямо сейчас!

– Что ты хочешь сказать? – требовательно спросил он. – Почему ты?

Еще одна ошибка. Да, иногда он делал ошибки. А разве кто-нибудь их не делает?

Дочь ответила, и ее голос был холодным, как жизнь без любви:

– Потому что, отец, если с тем книготорговцем что-нибудь случится, я расскажу всем, кто всадил две стрелы в сына Пьеро Сарди весной прошлого года.