Майя Г Леонард - Восстание жуков [litres]

– Жуки с человеческими генами! – ошарашенно произнёс Даркус, глядя на Бакстера, – тот снова сидел у него на плече.

Дядя Макс вздохнул.

– Я однажды видел жука, который вёл себя точь-в-точь как Бакстер. Твой папа тогда ещё работал над проектом «Фабр». У жука были его гены.

– Значит, у нас генномодифицированные жуки! – Бертольд смотрел на Ньютона, восторженно улыбаясь.

– А папин был тоже жук-носорог? – спросил Даркус.

– Это был жук-голиаф. Потрясающая зверюга!

Даркус вспомнил, как видел на Чашечной горе жука с чёрно-белыми полосками.

– Что с ним потом стало?

– Барти погрузил его в глубокую заморозку и подарил Музею естествознания для будущих исследований.

Даркус моргнул. Он не сомневался: если проверить коллекцию, окажется, что папин жук пропал.

– А с проектом что? – спросила Вирджиния.

– Когда пошли реальные результаты, Люси стала уговаривать Барти, чтобы он бросил проект и вместе с ней основал независимую лабораторию. Считала, что на этом они разбогатеют.

– Она не хотела спасать экологию? – расстроился Бертольд.

– У неё же и так куча денег! – сказала Вирджиния.

– Сейчас – да, – ответил дядя Макс.

– Папа отказался, – уверенно произнёс Даркус.

Дядя Макс кивнул:

– Когда Барти понял, что у неё на уме, он уничтожил все рабочие записи и подал заявление об уходе. Он рассказал профессору Эплъярду о её замыслах. Люси пришла в ярость и куда-то исчезла, а через несколько лет объявилась вновь, под именем Лукреции Каттэр. Без специалиста по генетике проект увял, и его пришлось закрыть.

– Папа Даркуса уничтожил записи о своих исследованиях! – ахнул Бертольд.

– На самом деле не уничтожил. Да, дядя Макс? Они хранятся у тебя на чердаке. – Даркус наконец вспомнил, где видел слова «Проект „Фабр”». – В той коробке, которая порвалась… Из неё ещё зубы Нефертити посыпались… Там были папки с надписью: «Проект „Фабр”»!

Дядя Макс как будто осунулся.

– Я не хотел их брать. Не люблю, когда вмешиваются в дела природы. Я человек старомодный, поэтому не одобрял исследований твоего папы. Я ему говорил, что он собирается открыть ящик Пандоры [6] Ящик (ларец) Пандо́ры – это источник всех бед и несчастий (иносказательно). . Мы чуть не поссорились из-за этого. Барти пообещал твоей маме, что сожжёт записи, но так и не смог уничтожить труд всей своей жизни. Я согласился взять бумаги на хранение, но взял с него слово больше этим не заниматься. Папки много лет лежали у меня в кладовке. Я о них и не вспоминал, пока ты ко мне не переехал.

Вирджиния сказала:

– Лукреция Каттэр говорит, что эти жуки – её.

– Следовало ожидать, что она сумеет в одиночку осуществить пересадку человеческих генов жукам, – нахмурился дядя Макс. – Это был только вопрос времени.

– Всё это серьёзно, да? – спросил Даркус.

– Очень серьёзно, – ответил дядя Макс. – Жуки – самый успешный вид по выживаемости на нашей планете. Они могут приспособиться почти к любым условиям. Твой папа поставил вопрос: что будет, если такие существа ещё и генетически усовершенствовать? По-моему, опасней этого вопроса трудно что-нибудь придумать.

– Ещё Лукреция Каттэр говорила, что пока не готова! – вспомнил Даркус. – И что никому не позволит встать на своём пути: «Ни им, ни ему, никому…» Наверное, папа пытался её остановить!

– Я пробовал выяснить, чем она занимается, но, с какого боку ни подойдёшь, оказываешься в тупике. Как только речь заходит о ней, все замолкают. Её все боятся. – Дядя Макс покачал головой. – Не знаю, что она затеяла, но только в одном я уверен: мы обязаны сделать всё возможное, чтобы ей помешать.

– Нужно сообщить в полицию! – сказал Бертольд.

– В полиции отнеслись на редкость равнодушно к тому, что я мог им сообщить. И расследовать не спешат.

– Почему? – спросил Бертольд.

– Потому что на них кто-то давит. Кто-то не хочет, чтобы они расследовали исчезновение Барти.

– Лукреция Каттэр! – прорычала Вирджиния.

– И если она заподозрит, что мы знаем, где Барти, то немедленно перевезёт его в другое место, и мы его больше уже не найдём, – сказал дядя Макс. – Поэтому мы должны действовать крайне осторожно. И никому не можем доверять, только друг другу.

Даркус переглянулся с Вирджинией и Бертольдом.

– У нас есть план, как спасти папу.

– Да неужели? – улыбнулся дядя Макс. – Я на это надеялся! А мне расскажете?

Бакстер взлетел с плеча Даркуса и завис перед его лицом. Прозрачные крылышки трепетали быстро-быстро, как у колибри.

– Конечно, расскажем! – ответил Даркус.

– Но сначала мне надо сбегать домой и добыть две бутылки шампанского. – Бертольд поднялся на ноги.

Даркус улыбнулся, видя удивление дяди Макса:

– Это тоже часть плана!

Даркус заглянул в щёлку приоткрытой кухонной двери.

Пикеринг накрывал на стол к ужину.

– Завтра я буду богачом! – Пикеринг обнял себя за плечи и начал мычать какую-то мелодию себе под нос, а потом запел во весь голос:

– Опять обо мне поёшь? – Хамфри держал в руках белый пластиковый пакет, а под мышкой у него была зажата коробка Бертольда.

У Даркуса сердце забилось чаще. Он махнул жукам, чтобы ползли в щель. Если сейчас не получится, весь план сорвётся.

– Смотри, что я у двери нашёл! – Хамфри сорвал крышку с коробки и вынул две бутылки шампанского. – Тут сказано, что это от Лукреции Каттэр.

Он толкнул одну бутылку по столу к Пикерингу, а другую встряхнул и выбил пробку, направив пенную струю себе в рот.

Пикеринг аккуратно налил пенистую жидкость в жёлтую кружку.

– Тост! – Он отсалютовал кружкой. – За Лукрецию Каттэр!

Хамфри звякнул о кружку бутылкой:

– Роскошная женщина!

Он вынул из пакета серебристые коробочки с едой, сковырнул крышки, прихватил с разделочного столика ведёрко с клюквенным соусом и принялся за еду. Схватив пампушку с утятиной, обмакнул её в клюквенный соус и целиком запихал в рот.

Бакстер в полной боевой готовности застыл на исходной позиции на потолке. Под столом выстроился батальон чёрных блестящих жуков-нарывников и суровых жуков под названием «адский броненосец», похожих на пятна ржавчины.

– А есть с закрытым ртом принципы не позволяют? – спросил Пикеринг, садясь за стол напротив Хамфри.

Хамфри икнул:

– Ух ты, в нос шибает!

– Свинтус! – укорил его Пикеринг. – Еду хватаешь грязными руками, вино хлещешь прямо из горлышка.