Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

– Отец, отец! Мои кости – это твои кости!

Маршировать – это значит «высасывать сон», как говорили галеоты, брести или ехать по прямой линии через бесчисленные извилистые грезы наяву. Сорвил всегда вздрагивал с того последнего дня перед падением Сакарпа. Долгое время вспоминать о тех событиях было все равно что перебирать стеклянные шипы неуклюжими мокрыми пальцами. Но все больше и больше он возвращался к своим воспоминаниям, удивляясь тому, что все режущие кромки притупились. Он удивлялся появлению аиста за несколько мгновений до нападения айнритийцев – тому, как птица выделила его отца. Он удивлялся, что отец отослал его прочь и тем самым спас ему жизнь, почти сразу же после этого.

Он подумал, что богиня уже тогда выбрала его.

Но больше всего он размышлял об их последнем мгновении наедине, перед тем как они взобрались на стены замка, когда они с отцом стояли, греясь над пылающими углями.

– Есть много глупцов, Сорва, людей, которые воспринимают сердца в простых терминах, в абсолютных терминах. Они нечувствительны к внутренней войне, поэтому насмехаются над ней, выпячивают грудь и притворяются. Когда страх и отчаяние одолевают их, как они должны одолевать всех нас, у них нет ветра, чтобы думать… и они ломаются.

Король Харвил знал – даже тогда. Отец Сорвила знал, что его город и его сын обречены, и он хотел, чтобы сын, по крайней мере, понял, что страх и трусость неизбежны. Кайютас сам сказал это: чувство – игрушка страсти. В ночь битвы с рабским легионом Цоронга бежал, когда Сорвил позвал его, потому что остановка казалась тогда верхом безумия. Он просто сделал то, что было разумно, и таким образом оказался в длинной тени храбрости своего друга.

Но Сорвил остановился на той темной равнине. Вопреки всем инстинктам и разуму он бросил свою жизнь на алтарь необходимости.

«…у них нет ветра, чтобы думать…»

Все это время он оплакивал свою мужественность, выставлял напоказ свое унижение. Все это время он путал свою неуверенность с недостатком силы и чести. Но он был силен – теперь он знал это. Знание о своем невежестве просто сделало его сильным и еще более скрытным.

«…и они ломаются».

Как всегда, мир был похож на лабиринт. А у него была непростая храбрость.

«Ты такой дурак, Сорва?»

Нет, отец.

Люди Ордалии маршировали, подгоняемые Интервалом, день за днем, пока, наконец, не дошли до засушливой пустоты, в которой не было ничего, кроме грязи. При всем своем величии Истиульские равнины не были неисчерпаемы.

Впервые они проснулись и увидели совсем не те горизонты, которые встретили предыдущим утром. Земля была точно так же выпотрошена отступающей Ордой, и огромные территории были так же лишены дичи или любого другого вида корма, но поверхность стала немного другой. Холмы становились все глубже, а их вершины – все более узкими, как будто войско пересекало морщины, вызванные старением, продвигаясь от гладких волн юности к складкам среднего возраста. Голый камень все чаще прорывался сквозь дерн, а тепловатые реки, лениво извивавшиеся коричневыми змеями, быстро превращались в белые потоки, прорезающие все более глубокие ущелья.

Армия Запада, воинством которой командовал непостоянный король Койфус Саубон, подошла к развалинам Суонирси, торгового города, некогда славившегося, как связующее звено между верховными норсирайцами Куниюрии и белыми норсирайцами Акксерсии. Люди Ордалии были поражены. После стольких месяцев труднопроходимой пустоши они шли по засыпанным землей дорогам другой человеческой эпохи, изумленные тем, как время создает болота из шершавой земли. Они удивлялись противоречивости руин, тому, как одни сооружения превращаются в пыль, а другим даруется бессмертие геологических формаций. Впервые они смогли связать рассказы и слухи, которые заставили их взяться за Кругораспятие, с неровной землей под ногами, и когда они смотрели на свои усталые, шаркающие тысячи, трагедия забытых веков отражалась в их глазах.

Земля потеряла свою анонимность. Они знали, что отныне земля, несмотря на все свое запустение, будет нести на себе печать давно умерших намерений. Там, где Истиульские возвышенности были бесплодны, где земля была непроницаема для поколений, которые когда-то бродили по ней, ее северо-западные границы были пропитаны человеческой историей. Зубчатые руины вздымались над вершинами, а в неглубоких долинах возвышались холмы. Ученые рассказывали истории о шенеорцах, самом малом из трех народов, разделенных между сыновьями первого древнего короля Анасуримбора, Нанора-Уккерджи I. Имена обсуждались при свете костра, судьи ссылались на них в своих проповедях, их выкрикивали в проклятиях и в молитвах. Всюду, куда бы ни посмотрели люди Ордалии, они видели призраков древнего смысла, призраков предков, поднимающих руки и склоняющихся под тяжестью своей ноши. Если бы они могли расшифровать эту землю, увидеть ее древними глазами, они могли бы вернуть ее себе во имя людей.

Она прошла сквозь них, как дрожь, как совпадение древних и новых душ.

Хотя голод в армии дошел до критической точки, число тех, кто умер от болезней, уменьшилось. Реки были просто слишком быстры, чтобы в них задержалась грязь, оставленная отступающей Ордой, и порой они просто кишели рыбой. Сети, принесенные из самого Сиронжа, Нрона и Чингулата, были заброшены в узких местах, и вскоре берега уже были переполнены выброшенной на них добычей: судаками, окунями, щуками и другой рыбой. Люди ели ее сырой, так силен был их голод. Но этого никогда не было достаточно. Как бы они ни замедляли свое продвижение, чтобы забросить сети, они лишь продлевали голодовку.

Тем временем Орда отступила и собралась вместе.

Днем и ночью магические школы нападали на собиравшиеся массы, вторгаясь в скованные землей облака серого и охристого цветов, сжигая и взрывая визжащие тени, которые бежали под ними. Багряные Шпили одиноко шагали сквозь завесу пыли со своими драконьими головами, бичуя опустошенную землю внизу. Вокалати действовали с хитростью волков, загоняя стаи тварей в ловушки золотого пламени. А школы Завета и Свайали выстроились в ряды длиной в мили, словно нити, усыпанные звездами, сотрясая землю гребнями ослепительного гностического света.

Резня была велика, но ничто не могло сравниться с разрушениями, произведенными во время битвы с Ордой.

При всей своей дикой простоте шранки обладали инстинктивной хитростью. Они слышали, как маги поют сквозь разрывающий мир рев, слышали этот неземной грохот колдовства и поэтому разбежались, помчались прочь со скоростью обезумевших от огня лошадей, поднимая пыль, чтобы затмить зрение своего врага и притупить свои раскаленные добела желания.