Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Его голубые глаза буквально прожигали ее насквозь. Он казался таким огромным, когда вокруг него парили гигантские тяжести, таким широкоплечим в своем белом с золотом облачении, таким впечатляющим, благодаря своему высокому положению. Она чувствовала себя тряпичной шлюхой, стоящей в его дунианской тени…

Еще один незрелый человек.

– Если бы империя была обречена на гибель, – сказал он, – каковы были бы тогда его доводы?

На заднем плане, как и раньше, слышался громогласный рев, только искаженный другими звуками, превращавшими его в неразборчивый, безличный шум.

– Что ты говоришь? – услышала она собственный плач. – Что он хотел, чтобы я потерпела неудачу? Что он хотел, чтобы весь мир, его дом обрушился на его жену? На его детей?

– Нет. Я говорю, что он понимал, что такая катастрофа произойдет в любом случае, и поэтому он выбрал одно зло из многих.

– Я не верю в это. Я… Я не могу!

Что за человек способен пустить в расход собственных детей? Что это за спаситель?

– Спроси себя, Эсми. Какова цель Новой Империи?

Ей казалось, что она отступает перед его словами, как перед острием меча.

– Чтобы предотвратить Второй Апокалипсис, – пробормотала она.

– И что будет, если Великая Ордалия окажется успешной? Что тогда будет с империей?

– У империи нет… нет… – Она сглотнула, настолько болезненным было это слово. – Нет цели.

– А если Великая Ордалия потерпит неудачу? – спросил Майтанет, и его шерстяной тон был туго обмотан вокруг кровоточащего железа факта и разума.

Она поймала себя на том, что смотрит себе под ноги, на угольную грязь между пальцами ног.

– Тогда… Тогда придет Не-Бог… и… и…

– Все глаза видят его на горизонте. Каждый ребенок рождается мертвым. Каждый из живущих знает, что аспект-император Анасуримбор Келлхус говорил правду…

Мир воевал и бунтовал вокруг них. Громоподобный рев стал казаться собранием живых существ, духов, состоящих из звуков, бросающихся на темный базальт Ксотеи, разбивающихся о туман.

Она подняла глаза, не дыша и не желая этого делать.

– А люди тоже… несмотря ни на что… едины.

Смысл того, что он сказал, ошеломил ее, даже когда основная часть ее тела отказалась подчиниться. Великая Ордалия. Новая Империя. Второй Апокалипсис. Все это казалось какой-то великой шуткой, фарсом монументальных масштабов. Мимара пропала. Самармас мертв. Айнрилатас мертв. Кельмомас пропал. Это были те вещи, которые имели значение. Чудовищные дела, которыми был озабочен Майтанет, не имели такого правила, которое могло бы постичь ее сердце. Они были просто слишком обширны, слишком далеки, чтобы быть брошенными на чашу весов с чем-то столь же непосредственным, как ребенок. Они казались не более чем дымом, по сравнению с огнем ее детей.

Дымом, который душил, ослеплял, сбивал с пути истинного. Неизбежным дымом. Убийством.

Майтанет стоял перед ней, ясный и светлый, ее враг и одновременно защитник. И вдруг она поняла, что он – ее единственная надежда понять безжалостное безумие своего мужа.

«Он убил его… он убил моего…»

– Я совершил ту же самую ошибку, что и ты, Эсми, – сказал он. – Я думал о Новой Империи как о конечной цели, как о чем-то, что можно спасти ради нее самой, хотя на самом деле это всего лишь инструмент.

Бум распрей и раздоров. Святой шрайя Тысячи Храмов удостоил ее долгим взглядом, словно удовлетворяясь тем, что она уловила страшный смысл его размышлений. Затем он повернулся лицом к высоко нависшему мраку и крикнул невидимым ушам:

– Мы закончили! Бивень и мантия помирились!

– Он покинул нас, – пробормотала Эсменет в звенящую пустоту. Когда она моргнула, ей показалось, что горят все земли Трех Морей: Ненсифон, Инвиши, Селевкара, Каритусаль…

Майтанет кивнул.

– Пока… Да.

Она услышала, как в галереях послышались шаги и приглушенные голоса.

– И после… после того, как он уничтожит Голготтерат?

Святой шрайя посмотрел на свои ладони.

– Я не знаю. Возможно, он оставит нас наедине с нашими собственными целями.

У нее перехватило дыхание от острой боли. На что это будет похоже?

Первые рыдания пронеслись сквозь нее, как легкий ветерок, мягкий, успокаивающий, даже когда он взъерошил ее мысли и видения. Но буря не заставила себя долго ждать. Она обнаружила, что плачет в широких объятиях шурина, оплакивая все потери, которые ей пришлось пережить, все сомнения…

«Сколько откровений? – подумала она, когда последние порывы ветра пронеслись сквозь нее. – Сколько откровений может вынести одна душа?»

Потому что она слишком много страдала.

Она посмотрела в бородатое лицо шрайи и глубоко вдохнула сладкую горечь его шайгекской мирры. Казалось невероятным, что она когда-то видела злобу в нежной синеве его глаз.

Они поцеловались – не как любовники, а как брат и сестра. Она почувствовала нежность на его губах. Они уставились друг другу в глаза – их лица были достаточно близко, чтобы дышать выдохами друг друга.

– Прости меня, – сказал шрайя Тысячи Храмов.

В империи ревел невидимый бунт.

Эсменет моргнула, вспоминая лицо Имхайласа, не изуродованное избившими его кулаками.

– Майта…

Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять ее вопрос, настолько открытым было ее лицо.

– Телли в безопасности, – сказал он с ободряющей улыбкой. – А Кельмомас все еще прячется во дворце.

Ужас сдавил ей горло – ужас и сокрушительное облегчение.

– Что? Один?

Его глаза, казалось, расфокусировались, но еще до того, как она заметила это, он снова был здесь, перед ней, такой же непосредственный, как и ее муж.

– Он совсем не такой, как ты думаешь, Эсми.

– Что ты имеешь в виду?

Он указал на пол позади нее.

– В свое время…

Она повернулась к небольшой толпе рыцарей шрайи и имперских чиновников, собравшихся вокруг них, – людей, которых она знала и которым доверяла много долгих лет. Среди них были Нгарау, Финерса и даже древний Вем-Митрити. Некоторые смотрели на него с выражением надежды и даже радости, а некоторые с опаской.

Она не удивилась, увидев, что так много верноподданнических чувств было отвергнуто. Майтанет был братом ее мужа. В каком-то темном закоулке своей души она готовилась к этой встрече, но теперь у нее не нашлось ни проклятий, ни кошачьих плевков, ни воплей возмущения. Вместо этого она чувствовала только усталость и облегчение.

Мало что так необъяснимо, как слияние душ. Келлхус часто рассказывал ей о том, как люди лишь мельком замечали то, что происходило между ними, как страсти, соперничество и взаимопонимание, которые они едва могли постичь, приводили их в движение, как галеры перед бурей. Возможно, все эти ее приближенные были измотаны. Возможно, они просто тосковали по той жизни, которую знали до Майтанета и до его переворота. Возможно, они были напуганы сражающимися толпами. Возможно, они действительно верили…