Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Наконец, они подошли к каменной глыбе, торчащей из земли, как огромная сломанная кость. Кустарник цепляется за ее скошенные уступы, но и только, и вглядываясь вверх, люди действительно ловят рваные проблески неба там, где его громада пробивает навес. Стоя в стороне от их любопытных взглядов, капитан приказывает им найти путь к вершине. Хотя до рассвета еще несколько часов, они разобьют лагерь.

Солнце ярко светит. Воздух дрожит. По Космам пробегают волны, они похожи на бесконечный океан колышущихся крон. Любое облегчение, которое путешественники надеются найти в ветре и солнечном свете, исчезает, когда они смотрят друг на друга. Прищуриваются. Глаза сверкают на их почерневших лицах. Оборванные, как нищие. В темноте внизу они казались такими же верными своему окружению, как мох или перегной. Здесь, на высотах, не видно ни их тяжелого положения, ни отчаяния.

Они выглядят как проклятые. Акхеймиону, в частности, дана Метка.

Они разбивают лагерь на вершине возвышенности, где накопилось достаточно почвы, чтобы удержать тонкий парик листвы. Они сидят разрозненными группками, наблюдая, как заходящее солнце багрово падает на далекие древесные кроны. Космы, кажется, то насмехаются над ними, то манят их к себе, издавая шум, не похожий ни на один из тех, что слышала Мимара, шум орды из миллиона миллионов листьев, шелестящих на умирающем ветру.

Напротив их лагеря возвышенность переходит в мыс с каменными рогами, похожими на согнутый назад большой палец. Капитан стоит в гаснущем свете и жестом приглашает Клирика следовать за ним. Мимара делает вид, что не замечает, как они исчезают за предательскими уступами. Девушка отсчитывает пятьдесят ударов сердца, а затем бросается вдоль противоположной стороны, где они устроили себе отхожее место. Она продолжает идти мимо гнилостного запаха, а потом, в буквальном смысле рискуя жизнью и конечностями, карабкается по зазубренному уступу. После этого она крадется вперед на корточках, двигаясь на звук приглушенных голосов.

Ветерок или игра эха среди хаотического скопления камней вводят ее в заблуждение, потому что она почти натыкается на них. Только инстинктивный порыв замереть неподвижно спасает ее от разоблачения. Она, затаив дыхание, съеживается под прикрытием горбатого черепахового выступа.

– Они напоминают тебе…

Голос капитана. Это шокирует ее, как острие ножа, прижатое к затылку.

Она ползет вдоль внешнего контура черепашьего камня, все ближе и ближе… Каким бы неглубоким ни было ее дыхание, оно обжигает высокую грудь. Ее сердце колотится.

– Что происходит? – спрашивает нелюдь. – Я не… Не понимаю…

– Ты действительно проклятый идиот.

Она выходит из-за поднимающейся каменной скорлупы и обнаруживает, что стоит почти полностью открытая. Только направление их взглядов мешает им увидеть ее. Клирик сидит в позе удрученной славы, одновременно прекрасной и гротескной для проклятых глубоких шрамов его Метки. Капитан стоит над ним, воплощение архаической дикости, его хора находится так близко к нелюдю, что Мимара видит слабый блеск пота, выступившего на его голове.

– Пожалуйста! – приглушенно вскрикивает Инкариол. – Скажи мне, зачем я здесь!

Мгновение яростного нетерпения.

– Потому что они кое-кого напоминают тебе.

– Но кого? Кого они мне напоминают? – В тот самый момент, когда Клирик говорит это, взгляд его блестящих черных глаз перемещается в сторону девушки.

– Того, кого ты когда-то знал, – скрежещет капитан. – Они напоминают тебе того, кого ты когда-то любил…

Косотер резко поворачивается к ней. Его волосы развеваются взлохмаченными черно-серыми прядями.

– Что ты здесь делаешь?! – рявкает он.

– Я… Я… – заикается она. – Кажется, мне нужно больше… еще квирри.

Мгновение убийственного раздумья, а затем что-то вроде усмешки мелькает в глазах предводителя артели. Он безмолвно поворачивается к нелюдю, который, как и прежде, сидит на своем месте.

– Нет, – говорит Клирик со странной торжественностью. – Не сейчас. Я прошу прощения… Мимара.

Он впервые произнес ее имя. Она отступает, вздрагивая от сумасшедшего взгляда капитана, и ее кожа гудит от стыда за разоблачение. Позже она вспоминает губы нелюдя больше, чем его голос – их неискренние изгибы, белые с тем синим отливом, какой бывает, если долго пробыть в воде. Она видит, как они двигаются, произнося гласные и согласные звуки.

«Мим… ара-а…»

«Как поцелуй», – думает она, обхватив себя руками от странного ощущения холода.

Как поцелуй.

На следующий день Мимара держится особняком. Волшебник, кажется, только рад ей услужить. Тропа имеет свои ритмы, свои приливы и отливы. Иногда кажется, что все заняты тихим разговором, а иногда все выглядят угрюмыми и настороженными или просто потерянными в своем собственном тяжелом дыхании, и за свистящим хором птичьего пения не слышно ни слова. Их возвращение в Космы сменилось тревогой и меланхолией.

Когда рядом с ней появляется Клирик, Мимара совершенно теряется в мыслях – в бессмысленных размышлениях, скорее в смеси взаимных обвинений и болезненных воспоминаний, чем в чем-то значимом.

От испуга она улыбается. Неземная красота его лица и фигуры тревожит ее почти так же сильно, как ужасная глубина его Метки. Что-то сжимается в уголках ее глаз всякий раз, когда Мимара позволяет себе задержать на нем взгляд. Он – воплощенное противоречие.

– Правда ли, – непонятно почему спрашивает он, – что прикосновение к другому человеку и прикосновение к самому себе – это совершенно разные ощущения для людей?

Этот вопрос сбивает ее с толку и смущает до такой степени, что ее раскрасневшееся лицо начинает пылать еще сильнее.

– Да… Я полагаю…

Некоторое время он идет молча, глядя себе под ноги. Есть что-то… ошеломляющее в его статности. Остальные мужчины, за исключением, возможно, Сарла, излучают ту же ауру физической силы и воинственной жестокости, что и многие воинственные люди на Андиаминских Высотах. Но Клирик обладает плотностью, недоступной намекам на силу и угрозу, которая напоминает ей об ее отчиме и о том, как мир всегда склонялся перед его приходом.

Она думает обо всех голых, которых он убил, о легионах, сгоревших в полном жизненной силы громе его голоса. А он кажется ожесточившимся после толп, которые с криком мелькают перед ее мысленным взором – в Кил-Ауджасе, на Майморе, по ту сторону Косм, – как будто убийство притягивает плоть к камню.

Интересно, каково это – умереть под взглядом его черных сверкающих глаз?

Это красиво, решает она.

– Я думаю, что когда-то знал это, – наконец говорит Клирик. Сначала Мимара не может распознать сильное чувство, сквозящее в его голосе. Акхеймион много рассказывал ей о нелюдях, о том, как их души часто движутся в направлении, противоположном следам человеческой страсти. Она хочет назвать это чувство печалью, но ей почему-то кажется, что это нечто большее…