Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Она задается вопросом, может ли трагедия быть чувством.

– Теперь ты снова это знаешь, – говорит она, улыбаясь в ответ на его холодный взгляд.

– Нет, – отвечает он. – Больше не узнаю никогда.

– Тогда зачем спрашивать?

– Это… удобно… репетировать мертвые движения прошлого.

Она поймала себя на том, что кивает, – как будто они были сверстниками, обсуждающими общие знания.

– В этом мы с тобой похожи.

– Мимара, – говорит он таким простым от удивления тоном, что на мгновение кажется смертным человеком. – Так тебя зовут… Мимара…

Он поворачивается к ней, и его глаза полны человеческой радости. Она вздрагивает при виде его сросшихся зубов – в его улыбке есть что-то слишком мрачное.

– Прошли века, – удивленно говорит он, – с тех пор как я вспомнил человеческое имя…

Мимара.

Потом, лихорадочно соображая, она размышляет об абсурдности памяти, о том, что такая простая способность может сделать столь могущественное существо столь жалким в своих колебаниях. Но волшебник, конечно же, наблюдал за ними. Похоже, он все время наблюдает. Всегда волнуется. Всегда… пытается.

Как ее мать.

– Что он хотел? – хрипит он на яростном айнонском.

– Почему ты его боишься? – огрызается Мимара в ответ. Она никогда не была уверена, откуда берется этот инстинкт-знание, как сделать мужчине подсечку.

Старый волшебник идет и хмурится, хрупкий на темном фоне колоссальных стволов и замшелых валежников. Деревья растут на кладбище деревьев.

– Потому что я не уверен, что смогу убить его, когда придет время, – наконец отвечает Друз. Он говорит не столько с ней, сколько с тусклой землей, его борода прижата к груди, а глаза расфокусированы, как у людей, делающих слишком честные признания.

– Когда придет время… – насмешливо повторяет она.

Маг поворачивается к ней, изучает ее лицо сбоку.

– Он странный, Мимара. Когда он решит, что любит нас, он попытается нас убить.

Слова, которые она подслушала прошлой ночью, словно цепляются за них пальцами, царапают ногтями, как иголками…

«Но кого? Кого они мне напоминают?»

«Кого-то, – отвечает капитан своим скрипучим голосом, – кого ты когда-то знал…»

Девушка изображает на лице подобие скуки.

– Как ты можешь быть так уверен? – спрашивает она волшебника.

– Потому что именно так поступают странные люди. Убивают тех, кого любят.

Она на мгновение задержала на нем взгляд, а потом опустила глаза на свои ноги. Мельком увидела череп какого-то животного – возможно лисы, – торчащий из перегноя.

– Чтобы запомнить.

Ее слова звучат не как вопрос, и, видимо, понимая это, старый волшебник ничего не говорит в ответ. Он всегда кажется сверхъестественно мудрым, когда делает это.

– Но его память… – говорит она. – Как он может быть сильнее тебя, если едва может следить за ходом дней?

Акхеймион почесывает подбородок сквозь жесткую спутанную бороду.

– Существует несколько видов памяти… В основном он забывает о событиях и людях. Навыки бывают разные. Они не накапливаются одинаково на протяжении веков. Но, как я уже говорил, магия зависит от чистоты смыслов. То, что делает магию столь трудной для вас, включает в себя тот же самый принцип, который делает его таким могущественным, даже если он забыл основную часть того, что когда-то знал. Десять тысяч лет, Мимара! Чистота, которая ускользает от вас, чистота, которую я нахожу таким тяжелым трудом, – это просто рефлекс для таких, как он.

Друз смотрит на нее таким взглядом, какой бывает у него, когда он пытается выделить какой-то важный момент: его губы слегка приоткрыты, глаза умоляюще смотрят из-под нахмуренных бровей.

– Маг из племени Квуйя, – говорит она.

– Маг Квуйя, – повторяет ее спутник, кивая с облегчением. – Мало что в этом мире может быть более грозным.

Она пытается улыбнуться ему, но отворачивается, потому что внезапно чувствует, что вот-вот заплачет. Беспокойство и страх овладевают ею. Страх перед Клириком и капитаном, перед шпионом-оборотнем и перед тем, на что он намекнул. Она делает глубокий вдох и решается взглянуть на старика. Тот меланхолично ухмыляется, успокаивая ее, и ей вдруг кажется, что все можно уладить, стоя здесь, рядом с ним, грубым и в то же время нежным.

Акка. Единственный в мире колдун без школы. Единственный волшебник.

– Акка… – бормочет она. Что-то вроде нежной мольбы.

Теперь Мимара понимает, почему ее мать все еще любит его – даже после стольких лет, даже после того, как она делила свою постель с живым богом. Ровные зубы, сложившиеся в улыбку. Блеск сострадания, смягчающий даже его самый враждебный взгляд. Сердце и простая страсть человека, который, несмотря на все свои недостатки, способен рискнуть всем – жизнью и миром – во имя любви.

– Что? – спрашивает он ворчливым голосом, и его глаза сверкают.

На ее лице появляется необъяснимая робость. Она понимает, что он – первый мужчина, который заставил ее чувствовать себя в безопасности.

– Пусть наши судьбы будут едины, – говорит она с коротким кивком.

Старый волшебник улыбается.

– Пусть наши судьбы будут едины, Мимара.

Галька, которую он бросает, круглая и сколотая, ее поверхность потрескалась и отполировалась веками бурлящей воды и перемещающегося гравия. Он пронизывает решето мертвых ветвей, взбираясь по своей низко брошенной дуге, прежде чем вплыть в гущу лежащей артели, над дремлющей фигурой Покваса, в клубок волос вокруг ее головы.

Мимара мгновенно просыпается, мгновенно узнает его.

Сома.

Она отшатывается от этой мысли, зная, что Сома, настоящий Сома, лежит мертвый где-то рядом с Марроу – а то, что ждет ее в темноте, не имеет имени, потому что у него нет души.

Она выходит из лагеря, следуя по слабой полосе тусклого света, за первым кольцом охранных заклинаний… вне досягаемости любой магии. Она скорее чувствует, чем видит тень на тупой мертвой ветке над собой. Затаив дыхание, она смотрит вверх…

Тень наклоняется вперед, и она видит, как существо смотрит на нее широко раскрытыми, выжидающими глазами…

Видит свое лицо.

– Я чувствую запах плода внутри тебя… – слышит она свой голос. – Убей капитана, и он будет спасен.

Нет. Нет. Нет.

Обман! Дьявольщина и обман!

Всю свою жизнь она думала тайком. Привычка рабов, которые должны практиковать внутри то, что спасет их снаружи.

Но ее сердце кричит, когда она пытается найти путь обратно ко сну.

Ложь. Вот что они делают, эти шпионы-оборотни. Неуверенность – это их зараза, страх и смятение – их болезнь. «Они соблазняют, – однажды сказала ей мать. – Они играют на твоих страхах, твоих слабостях, используют их, чтобы превратить тебя в свой инструмент».