Кай Майер - Противостояние [litres]

Финниан спустился по лестнице. Кэт оставалась рядом, чтобы в случае необходимости его поддержать. После того как он встал с постели, она уже смирилась с невозможностью взывать к его рассудку. Растопыренная пятерня Целестина всё ещё покоилась на газете, и он убрал её лишь тогда, когда все полукругом столпились вокруг стола.

– Ну? Что на это скажете? – бушевал он, сдобрив свои слова парой проклятий, услышав которые перекрестились бы даже головорезы с «Испаньолы».

Жирными буквами там было написано: «Новое лицо Академии». Внизу напечатана громадная фотография группового портрета, похожего на изображение политиков после встречи в верхах, – полдюжины мужчин в смокингах и галстуках выстроились в ряд перед книжной полкой. У большинства вид был серьёзный и торжественный. На переднем плане стояла молодая блондинка с чертами, в которых застыла смесь высокомерия и незыблемого авторитета. Она была на голову ниже шестёрки в костюмах и тем не менее занимала весь центр композиции. Любой взгляд автоматически останавливался на её лице. Один из мужчин возложил ей покровительственным жестом руку на плечо.

Кирисс презрительно фыркнул:

– Вид такой, словно они нашли себе новую соломенную куклу, последнюю выжившую из трёх семейств.

– Рашель… – прошептал Джим, сжимая руку на краю стола в кулак.

Финниан рассматривал фотографию.

– А остальные?

– Бюрократы! – воскликнул в ответ Целестин. – Не удивлюсь, если это те, кто в действительности стоял за баронессой, просто они заменили одну Химмельшу другой.

Кассиопей задумчиво теребил свою козлиную бородку и помалкивал, Джиму пришлось укрощать яростную дрожь, но самую удивительную реакцию выказала Кэт. Чуть ли не шатаясь, она отпрянула на два шага назад, словно кто-то влепил ей пощечину. Финниан в тревоге обернулся:

– Всё в порядке?

Долгое время она молчала, после чего, под вопрошающими взглядами остальных, вышла вперёд и, посмотрев на фотографию, как на врага, сказала:

– Мужчина – тот, который положил руку на плечо Химмельше, – мой отец.

Изида очнулась следующей ночью разбитая и слабая. Она пожаловалась Дункану, что не может терпеть боль – тот неохотно протянул ей Абсолонову книгу и позволил прочесть несколько строк, после чего Изида впервые отказалась вернуть её обратно. Дункану пришлось её силой вырвать, и лишь через некоторое время она успокоилась и перестала ему угрожать. Он предчувствовал и опасался того, что дальше всё будет ещё хуже. Но пока Изида снова пришла в себя, подкреплённая силой книги.

Наутро она пообещала Пипу найти Фурию независимо от того, как долго и где придётся её разыскивать. Кэт и Дункан хотели идти с ней, но Изида отклонила это предложение. Она решила отправиться в путь одна, и лишь когда Дункан пригрозил, что бросит распроклятую Абсолонову книгу в камин, она позволила ему присоединиться к ней. Иллюзий по этому поводу Дункан Маунд никаких не питал: в качестве экслибры Зибенштерна Изида была во много раз могущественнее, чем он, и в любое время могла изъять у него Абсолонову книгу силой, но в ней всё ещё теплилась искорка здравого смысла, а Дункан не готов был сдаваться или отказываться от неё.

Они покинули резиденцию через портал, возведённый ими в катакомбах библиотеки, но до того, как всерьёз пуститься на поиски Фурии, им предстояло ещё кое-что сделать – одолжение, о котором попросил их Пип. Через некоторое время Изида с Дунканом уже падали сквозь золотое ничто между страницами мира. Место, на поиски которого они отправлялись, лежало в стороне от больших убежищ. И в равной мере – вдали от неистовства идей .

Не заставил себя дожидаться широкий, мерцающий, словно ртуть, поток, который они увидели под собой. Извилистыми рукавами он протянулся через пустоту и выглядел издали словно пылающая, раскинувшаяся на километры в ширину спираль, лежавшая на боку и бесконечная в обоих направлениях. Вокруг по движущейся поверхности плясали отблески желтоватого света. Аноним-река, под многочисленными наименованиями протекавшая через столь же многочисленные книги, была одним из самых потрясающих феноменов между страницами мира. Немногие осмеливались оказаться рядом с ней, ибо того, кто слишком долго вглядывался в её волны, они неминуемо подхватывали и увлекали с собой.

Изида с Дунканом парили вертикально внутри спирали. Под ними, менее чем на расстоянии человеческого роста, шумели серебряные потоки и ввинчивались гигантскими витками в бесконечность. В отличие от рек в книгах поток между страницами мира был беззвучным, хотя течения водоворота несли серебристые короны пены, сталкиваясь друг с другом с необузданной силой. Тишина и ощущение невесомости придавали этому зрелищу ещё более нереальные черты. Им обоим была известна опасность, поэтому они старались подолгу не смотреть на реку. Однако Дункану уже стало казаться, что он чувствует тяжесть в ногах. Изида вынула из-под накидки бутылку с почтой. Свёрнутое в ней письмо было связано бечёвкой, сосуд – заделан пробкой и обмазан красным сургучом. На двух страницах письма Пип размашистым детским почерком написал имя «Молли», а под ним – «От Пасьянса».

Дункан усмехнулся, бросив взгляд на каракули:

– И ради этого мы теряем драгоценное время?

Изида покачала головой:

– Не теряем, ведь это для Пипа.

– Существует ли хотя бы кто-нибудь, кому бы ты не помогла исполнить заветное желание?

Она тихо фыркнула, но улыбка осветила её лицо, на секунду придав ему почти здоровый вид. Она молча бросила бутылку вниз, в реку, где её подхватило течением. Красный сургучный колпачок заплясал между волнами, и Дункан потерял его из виду. Дункан поспешил отвернуться, поскольку притяжение реки становилось всё сильнее. Одной рукой он дотронулся до Абсолоновой книги в нагрудном кармане пальто. На краткий миг у него промелькнула мысль, что неплохо бы её бросить вслед за бутылкой. Однако ему было ясно, что в этот момент он потеряет Изиду, а теперь совсем не хотелось думать о мрачном будущем. Он отдёрнул руку, хотя догадывался, что обманывает себя и скоро пожалеет об этом.

– Спасибо, – сказала Изида.

– За что же? За то, что мне недостаёт сил избавиться от этой проклятой писанины? – спросил он.

– За то, что ты меня не послушал и пошёл со мной. Может, я заговорю по-другому, если дела пойдут хуже, именно поэтому я говорю всё как есть сейчас. Я рада, что ты со мной.

Во время перелёта через бурлящую Аноним-реку он долго смотрел на неё, нехотя позволив её словам запечатлеться в своём сердце. Их руки соприкоснулись, они толкнули створки портала и приступили к поискам.

Пробуждение Фурии растянулось надолго. Несколько раз она пыталась открыть глаза, но веки её словно налились свинцом. Ей казалось, что она больше не спит, но на самом деле это было, пожалуй, чем-то вроде полудрёмы, из которой она время от времени впадала в глубокое беспамятство. Когда на неё нисходила ясность, достаточная, чтобы оценить ситуацию, её охватывал ужас, не снится ли ей это бодрствование? Ведь, если верить ощущениям, даже без мерзких рож её преследователей это один сплошной, холодный, чёрный кошмар.