Кай Майер - Противостояние [litres]

– Прочь отсюда! – завопил Дункан, хватая за руку Кэт и увлекая её за собой вверх по лестнице.

– Нет! – протестовала Фурия. – Погодите!

Изида тоже не тронулась с места, с осунувшимся лицом наблюдая зрелище, разворачивающееся перед ними.

Вихрь всё усиливался, вбирая всё в свою орбиту, наконец он превратился в туннель, в конце которого засиял свет.

– Что это, чёрт возьми, такое? – спросила Кэт.

– Первый порог, – прошептала Фурия. – Где-то там – святая святых Академии.

Помимо двух мужчин за громадным круглым столом в первый раз с момента основания Адамантовой Академии сидели ещё четыре женщины. Джеймс слышал требование, выдвинутое баронессой, – все главы трёх семейств должны явиться на собрание Совета в сопровождении своих супруг. Эта необходимость была вызвана переворотом в замке Химмелей. То, что желала сообщить баронесса, касалось каждого. Речь шла о выживании Академии и о том, как противостоять опасности. На кону стояло (ни больше ни меньше) будущее всего библиомантического мира.

– Уступить и покинуть убежища?! – раздавался эхом под гигантским куполом зала возмущённый голос Юлия Кантоса. – Запечатать порталы, а всё, что когда-либо построила Академия, бросить на произвол судьбы?!

– Позвольте, госпожа баронесса, вы просто потеряли рассудок, – поддержал Кантоса Грегор фон Лоэнмут.

– Вне зависимости от того, что собой представляют пожиратели глубинных убежищ, – ответила баронесса Химмель, – они будут продвигаться дальше. Когда-нибудь они дойдут до Либрополиса и Уники, и, возможно, отыщут путь, чтобы пробраться сюда, в другой мир. Господа, это надлежит предотвратить, ведь реальный мир – наше последнее пристанище. Совет пренебрегал им слишком долго и сконцентрировался на контроле за убежищами. И это только одна из ошибок, допущенных за круглым столом. Пора пересмотреть кое-какие вещи и изменить основные правила.

Ропот пробежал по рядам присутствующих. Юлий Кантос и Грегор фон Лоэнмут не привыкли к упрёкам в неправильных решениях. Женщины, сидевшие рядом с ними, в свою очередь опасались, что и на них падёт тень недоверия из-за слабых аналитических способностей их супругов.

– Но сдача убежищ! – воскликнул Кантос снова, вскочив и опёршись обоими кулаками на стол. – В ночных убежищах затевается то, что приведёт к новой войне, и эта другая власть уничтожит фундамент нашего существования. Сейчас не время разжигать рознь в собственных рядах!

Баронесса тоже встала – с весьма уверенным видом, так что не было сомнения, кто из них подбирал свои слова более обдуманно.

– Фундаментом нашего существования является литература. Книги, господа, а совсем не те места, которые создали наши предшественники для вассалов и нахлебников. Старуха сказала «наши предшественники», как будто само собой разумелось, что она в качестве правопреемницы своего убитого сына теперь занимает его место в Совете. – Конечно, никто об этом не узнает, пока порталы не будут закрыты. Если кто-то может открыть новый портал, милости просим. Что же до остальных, то… там, снаружи, идеи уже заполоняют всё. Мы не можем спасти каждого, – баронесса указала на величественный купол тёмно-синего цвета, испещрённый созвездиями. – Санктуарий осаждён, хотите вы того или нет, и, даже если он это нашествие выдержит, идеи в течение очень короткого времени уничтожат все прочие глубинные убежища. Только что пал Монте-Кристо, окопы Немо – тоже, а с базаров Бастет у нас вот уже сколько дней нет никаких вестей. Не говоря уже о безымянных убежищах в глубинке, которые идеи уже, возможно, поглотили давным-давно. Мы не можем защитить всех. То, что защитная стена Санктуария всё ещё держится, совсем не должно нас подвести к мысли, что у нас против них ещё имеется шанс. На окопах Немо триста библиомантов совместными усилиями пытались предотвратить атаку, но, судя по слухам, их сопротивление было просто смято.

– По крайней мере, рано или поздно это освободит нас от того бедствия, которое готовится в ночных убежищах, – заметил Лоэнмут с сарказмом.

– Возможно, – ответила баронесса Химмель. – Но повода почивать на лаврах это не даёт. Война, которой вы так опасаетесь, будет, судя по всему, нашей самой малой печалью, пока там, снаружи, орудует нечто не делающее никакой разницы между нами и чернильными поганками Федры.

За столом воцарилась тишина. Юлий Кантос всё ещё стоял выпрямившись и через стол в бешенстве взирал на баронессу.

По левую руку от него сидела его супруга Рубина, справа – их дочь Ливия Кантос, знакомая Джеймсу по её визитам в замок Химмелей. В отличие от своей матери она уже не раз выступала в качестве парламентёра Академии в Санктуарии, хотя, пожалуй, ещё ни разу не сидела на собственном месте за столом. Сегодня же только Джеймс стоял в стороне от стола, в пяти шагах позади кресла баронессы с высокой спинкой.

Грегор фон Лоэнмут пришёл в сопровождении своей благоверной Карлотты, неприметной пожилой дамы, которая не могла соперничать с экстравагантными женщинами из рода Кантос. Сам фон Лоэнмут был седой и худощавый, его возраст оценке не поддавался; ему могло быть и шестьдесят, и все восемьдесят. Детей у них не было, Химмели часто злословили по этому поводу. Ни к кому из сидящих за этим столом Джеймс симпатии не испытывал, но если бы ему предложили выбрать человека, к которому он относился с наименьшим отвращением, им бы оказалась Карлотта фон Лоэнмут. До настоящего момента она не произнесла ни полслова, по всему было видно, что она чувствует себя в этом обществе неуютно и, казалось, ждёт не дождётся, когда же заседание наконец подойдёт к концу.

Совершенно иначе обстояло дело с обеими дамами семейства Кантос. Ливия с её огненными локонами не скрывала своей радости, ведь здесь происходило то, чего со времён «Алого зала» ещё не бывало: женщин созвали за стол Совета, и вне зависимости от того, что она думала о самой баронессе и её планах, она, казалось, была ей признательна за такой поворот событий.

Мать Ливии – Рубина Кантос была такая же огненно-рыжая, как и её дочь, но носила короткую стрижку с гладко уложенными волосами. Она негласно считалась правой рукой своего супруга, верной его идеям, пронырливой и преисполненной сверх всякой меры глубоким отвращением к экслибрам.

Баронесса Химмель снова заняла своё место. Джеймс не мог отделаться от впечатления, что она сидела там словно на троне, прямая как свеча, с поднятым подбородком. Её чудовищная сердечная книга лежала перед ней на столе так же, как и книги всех остальных, пусть даже здесь они и не были нужны. Об этом позаботился Codex Custodis .