Соман Чайнани - Школа Добра и Зла. Принцесса или ведьма

– Красные злодейские глаза, – пробормотал Тедрос. – Какая свежая мысль.

Но потом послышался громкий треск. Поначалу все подумали, что это звук от ног Равана, но потом увидели, что на самом деле это его голова – вторая голова, выросшая рядом с первой. Он ещё раз топнул, и выросла третья голова, затем четвёртая и пятая, и в конце концов на его шее появился тошнотворный ряд из десяти голов. Барабаны уже оглушали, шаги ещё ускорились, и Раван спрыгнул со сцены, сел на шпагат, высунул десять разбухших языков, и его объяло пламя.

Никогдашники вскочили на ноги и громко зааплодировали.

– Ну что, кто сможет лучше? – презрительно сказал Раван. Когда дым рассеялся, на плечах у него снова была всего одна голова.

Агата заметила, что волки, охранявшие школу Зла, отнеслись к номеру с равнодушием, а вот феи возбуждённо жужжали. «Может быть, они делали ставки на результат?» – подумала она и снова сосредоточилась на своём отсутствующем таланте. Никогдашники показывали всё более сложные магические номера, и, в отличие от всегдашников, выигравших свои дуэли, она не умела ни размахивать лентами, ни обращаться с мечом, ни зачаровывать змей. Как ей доказать, что она добрая?

Агата почувствовала, что Тедрос снова смотрит на неё, и у неё сдавило грудь. С самого начала она думала, что для неё счастливый конец – это возвращение домой с Софи. Но она ошибалась. Счастливая концовка ждет её здесь, в волшебном мире. С её принцем.

Как же далеко она ушла от своего домика на кладбище.

Теперь у неё есть своя история. Своя жизнь .

Тедрос не сводил с неё глаз. Они светились надеждой, словно, кроме неё, в мире больше никого нет.

«Он твой» , – пообещало ей отражение, одетое точно так же, как она сейчас. Она пошла в комнату Красоты, надеясь, что сможет стать такой же, как та принцесса, что улыбалась ей на Мосту-на-Полпути.

Но почему же тогда она сама не улыбается? Почему она до сих пор думает о…

Софи ?

Тедрос улыбнулся ещё шире и, приложив руку к лицу, спросил одними губами:

– Какой у тебя талант?

Агата похолодела. Скоро её очередь.

– Поприветствуем Чеддика из школы Добра! – объявил белый волк. Резной феникс теперь светился золотым.

Никогдашники освистали Чеддика и забрызгали его остатками каши. Даже украшения школы Зла присоединились к ученикам: закопчённые стены показывали, как его избивают, жгут на костре, обезглавливают, а злодеи, вырезанные на скамейках, бросались в него щепками и смолой. Чеддик, сложив крупные руки на могучей груди, лишь безмятежно улыбался. Выхватив лук, он выпустил одну-единственную стрелу. Она срикошетила от скамеек, в полёте оцарапала уши и шеи никогдашникам, бумерангом пролетела вдоль стен, оставив кровавые следы на закопчённых изображениях, а потом по очереди пробила все резные фрески со злодеями, заставив их замолчать.

На канделябре Зла потухла ещё одна свеча.

Улыбка исчезла с лица Равана. Невидимая сила тут же подняла его в воздух. На его лице вырос пятачок, чуть пониже спины – свиной хвостик, и он упал в проход, громко хрюкая.

– Школа Добра победила, – ухмыльнулся волк.

«Странно , – подумала Агата. – Почему он хочет, чтобы его школа проиграла?»

– Осталось лишь две пары до тебя! – шепнула Кико.

Сердце Агаты колотилось. Она не могла сосредоточиться, думая то о Софи, то о Тедросе, чувствуя то волнение, то уколы вины. «Талант… какой у тебя талант?» Она не могла ни превратиться в животное, потому что контрзаклинания учителей всё ещё действовали, ни сотворить ни одно из любимых заклинаний, потому что все они были из книжек о порче и проклятьях.

– Я просто призову птицу, или что-нибудь ещё такое, – пробормотала она, пытаясь вспомнить уроки Умы.

– М-м-м… а как эта птица сюда попадёт ? – спросила Кико, показывая на запертые двери.

Агата сломала свеженакрашенный ноготь.

«Таланты» Анадиль по-прежнему были заперты в комнате Страха, так что она попыталась с помощью проклятия открыть дверь, но магия оказалась для неё слишком сильной, и в наказание на неё налетел рой вонючих клопов. Потом на дуэль с Беатрис вышел Хорт. После Испытания Сказкой Хорт неуклонно поднимался в рейтинге, стремясь попасть на Вечер Талантов и наконец-то добиться уважения. Но сейчас он уже почти четыре минуты стоял на сцене, рыча, сипя и пытаясь вырастить волосы на груди.

– Я зауважаю его, если он уйдёт и сядет на место, – проворчала Эстер.

Никогдашники недовольно гудели.

Но, когда время уже почти вышло, Хорт вдруг издал оглушительный рык, и его шея затрещала. Он застонал, и его грудь выпятилась. Закричал, и щёки надулись. Он вздрагивал, извивался, дёргался и, издав ужасный вопль, разорвал на себе одежду.

Все от удивления вжались в спинки скамеек.

Хорт ощерился. Под тёмно-коричневой шерстью прятались тугие мускулы, а вместо лица выросла длинная зубастая морда.

– Он… оборотень ? – ахнула Анадиль.

– Волколак, – поправила Эстер, гоня прочь воспоминания о трупе Чудовища. – Они лучше себя контролируют, чем обычные оборотни.

– Видите? – прорычал Хорт-волколак. – Видите ?

Он вдруг изменился в лице и с громким, зловонным «пф!» превратился обратно в худого, безволосого мальчика. Вскрикнув, он бросился за сцену, едва успев прикрыться занавесом.

– Так, по поводу контроля беру свои слова обратно, – сказала Эстер.

Тем не менее школа Зла считала, что всё-таки победит, пока на сцену не вышла Беатрис в пышном персиковом платье, держа на руках уже знакомого всем зайца, и запела песню – настолько заразительную и милую, что вскоре ей стали подпевать все ученики из школы Добра:

– Они будут прекрасно смотреться на балу, а? – вздохнула Кико, посмотрев на Агату.

В конце концов к общему хору присоединился даже Тедрос, и Агата не смогла сдержать улыбки. Где-то в глубине души Беатрис всё-таки была доброй. Ей всего лишь нужен был талант, чтобы это показать.

Агата моргнула и увидела, что Тедрос улыбается ей, совершенно уверенный, что она покажет что-нибудь намного лучше. Что-нибудь достойное сына короля Камелота. Точно так же он однажды смотрел на Софи.

До того, как она его подвела.

– Эстер из школы Зла против Агаты из школы Добра! – объявил белый волк после того, как у Хорта выросли иглы дикобраза.

Агата тяжело вздохнула. Вот и пришло её время.

– Без Софи Эстер – наша последняя надежда, – икнул Броун, и у него изо рта вылетела очередная стайка бабочек.