Евгения Сафонова - Кукольная королева [litres]

– Я помню, как ты собирался отсидеться где-нибудь несколько дней. Помню. Тогда, в самом начале игры. Ты ведь не хотел встречаться с ним, не хотел сражаться, тебе не было дела, что будет со мной дальше: главное, ты помешал его планам, выкрал Лив, увёз меня…

Он промолчал – и Таша отступила на шаг назад, во тьму.

– Я верила тебе, но теперь не знаю, была ли это моя вера. Теперь, когда я знаю, кто ты на самом деле… я не знаю, кто ты для меня.

– Всё, что я делал с тех пор, как мы встретились, я делал ради тебя. Всё, что я совершил, я совершил ради твоей защиты.

– Я хотела бы тебе верить, да больше не могу.

– Послушай сердце. Оно не обманет.

Секунда.

Другая.

– Как скажешь.

Таша отвернулась – и побежала во мрак.

– Таша, нет, стой!

Арон рванул следом, выскочил из библиотеки, и десятки коридоров и десятки анфилад разбили его крик сотней отзвуков; но Таша уже бежала вниз, вниз по холодным синим камням, перескакивая через ступени сквозной винтовой лестницы. Бежала так быстро, будто убегала от самой себя.

Так быстро, что слёзы сохли на её щеках.

Он мягко, словно кошачьей лапкой, опустил зеркальце на стол. Поднялся и, оставляя за спиной извивающиеся отблески огня, направился вглубь комнаты.

– Значит, пора?

– Да, Альдрем. Пора. – Он опустился на жёсткую кушетку. Откинув голову на подушку, потянулся в предвкушении. – Младшенький не подвёл. Впрочем, в нём я всегда уверен, как в самом себе.

…игра на нервах требует большого мастерства: когда подходит время для решающих ходов, нервные струны должны быть настроены очень точно. Пока схема не дала ни единого хоть сколько-нибудь важного сбоя. Естественно, у него было несколько схем: нельзя ведь целиком полагаться на один-единственный план, когда в нём задействовано множество случайных факторов… но предпочтение он всё же отдавал одной.

Люди так предсказуемы, если познать их достаточно хорошо. И братишку он знает куда лучше, чем тот думает.

Бедный Арон. Всегда мечтал о стратегическом мышлении. Его с детства восхищала способность выстраивать грандиозные алгоритмы и невероятные последовательности: чистые, ясные, бесстрастные, как ледяной хрусталь. Дающие сбои один раз на миллион.

Правда, этот один раз может выпасть так невовремя…

Остаётся только надеяться, что сегодня его день. Или хотя бы не их.

Скрестив руки на груди, он закрыл глаза:

– Пожелай мне удачи, Альдрем.

Пришла пора отправиться в далёкие края.

Когда Таша стремглав вылетела за ворота Клаусхебера, чудом умудрившись пробраться по самым дальним дорожкам сада, не столкнувшись ни с кем из гостей, Алексас ждал там, как они и условились: с вещами и осёдланными конями.

– Всё подтвердилось, я так понимаю, – сказал Алексас, наблюдая, как она вспрыгивает на Принца почти с разбегу.

…откровенно говоря, отдавая приказ, Таша не задумывалась, как ему удастся незаметно вывести лошадей. Но, похоже, хотя бы рыцарей ей враг подобрал отличных.

– Именно, – её голос не дрожал; лишь на щеках мерцали в отблесках фейерверков перламутровые дорожки. – Вперёд!

Принц нехотя потрусил в ночь по дороге, обвивавшей холм, на котором высился Клаусхебер. Серогривка послушно последовал за ним.

Таша сидела прямо, до боли сжимая повод раненой рукой.

Если б реальная боль могла хоть чуточку заглушить эту невыносимую, ноющую боль в груди… Боль от осознания, что она одна – как была той ночью, когда всё началось, стоя в саду под восходящей луной, так и осталась. Боль от разбитых иллюзий, что кому-то – нужна, что кому-то не всё равно. И хотелось кричать до хрипоты, ломать и крушить всё, что виделось, но оставалось лишь бежать. Снова бежать.

Неважно, куда, главное – от кого.

– Куда мы теперь? – спросил Алексас, когда они выехали из Пвилла и пустили коней галопом. Стен вокруг поселения не было, и брусчатка улиц перешла прямо в глину лесной дороги, щедро усеянной хвоей и увенчанной верстовыми столбами по обочине.

– Не знаю. Пока к Тракту. Там, возможно, двинемся к Адаманту, как вы и собирались.

– До Тракта отсюда путь неблизкий. Нужно будет остановиться на ночлег.

Она смотрела, как мимо них проносятся во тьме сосновые стволы. Лес плыл мимо быстро, очень быстро – но Таша увидела бы красные щелки глаз кэнов, если бы те появились.

…нет. Она не одна. Даже если братьев Сэмперов тоже привёл в её жизнь кукловод, они на её стороне. И, наверное, останутся впредь, если она попросит.

Только вот может ли она просить? Что теперь им делать? Как победить того, кого и Ликбер-то не смог одолеть?..

– Значит, остановимся. – Лес сгущался: вокруг царила такая темень, что даже Таша с трудом что-либо различала. Странно, как кони ещё не потеряли тропу. – Только будьте начеку. Я не знаю, что Воин собирается делать даль…

…тьма вокруг разразилась паническим ржанием, накренилась, кувыркнулась…

Лёжа на дороге, хватая губами воздух, пытаясь очнуться от падения, Таша смотрела, как сбросившие их кони бьются на месте в невидимых путах. Из мрака вдруг отделилась и приблизилась к ней сгущённая тень, но попытка вскочить оказалась тщетной: незримые цепи приковали её к земле.

– Таша…

Шёпот Алексаса затих. В забытьи? Сонном или смертельном? Она даже голову повернуть не может…

Таша не видела глаз того, кто присел на колено рядом с ней, но кожей чувствовала его пристальный взгляд.

Тень протянула руку к её лицу, и тёплая сухая ладонь мягко, даже ласково коснулась её щеки.

– Ну здравствуй, Таша, – сказал голос, что до того она слышала лишь в своей голове.

Тихий смех был ответом на её крик.

Обрыв заброшенного карьера был отвесным и очень высоким. Сотни лет здесь добывали красную глину, оставив на теле искалеченной земли уродливую рытвину, и тёмная равнина её дна только угадывалась в ночи. Лес почти везде вплотную подступал к обрыву, но иногда попадались глинистые площадки, с трёх сторон ограниченные деревьями, а с четвёртой – пустотой.

Сейчас на одной из них горел костёр.

Размашистые лапы елей, очерчивающих круглую лысую поляну, терялись во тьме. Вечером над лесом пролился небольшой дождь, и там и тут на глине зеркальцами расплывались лужи. В стороне от костра испуганно пофыркивала шестёрка коней, нервно поглядывая на алые огоньки в чаще; белый льфэльский жеребец не оставлял попыток с гневным ржанием сорваться с привязи, но та была слишком крепкой. У огня сидели четверо в тёмных плащах, сторожа двоих, лежащих на земле чуть поодаль.