Евгения Сафонова - Кукольная королева [litres]

– Таша…

Ответа он не дождался.

– Таша, скажи что-нибудь.

Она даже не моргала.

…она не сразу поняла, что произошло. Алексас уже закрыл Арону безжизненные глаза, а она всё ещё стояла на коленях, пытаясь что-то прошептать. Осознание случившегося отказывалось приходить, какое-то время позволяя Тарише Бьорк – она же Тариша Фаргори и Тариша Кармайкл – милосердно надеяться, что ничего непоправимого не случилось.

Потом – всё же пришло.

Алексас крепко держал Ташу, пока она рвалась куда-то, даже не плача – воя, как раненый зверь, до хрипоты, почти без слёз. Он прижимал её к себе, говорил что-то мягко и успокаивающе, и в конце концов она будто бы успокоилась – во всяком случае, не плакала больше, только дрожала, как в ознобе. Тогда Джеми, наконец перехватив контроль, решил оттащить тела наёмников в лесок; трогать тело амадэя он не осмелился, но на всякий случай забрал его меч и нашептал кое-что, чтобы Таша не смогла подойти к обрыву.

Опасения были напрасными. Когда он вернулся, заодно набрав хвороста, девушка просто сидела подле Арона, обняв руками колени, глядя в лицо, казавшееся спящим. Молча подпалив магией хворост, Джеми сел напротив неё и, скрывшись за языками пламени, стал ждать.

Но за всё то время, что он ждал – ждал, когда она очнётся от своей боли, – она даже не шевельнулась.

– Таша. – Джеми обошёл костёр и, присев на корточки, коснулся её руки. – Посмотри на меня.

Ресницы её дрогнули, и она посмотрела. Без вопроса, без участия. Пустыми глазами.

Глазами того, кто умер вместе с лежащим на земле.

– Нельзя так. Нельзя, – голос сорвался на хрип. – Я… я тоже не верю, что всё закончилось так. Но мы должны идти дальше. Без него.

Не ответив, она вновь опустила взгляд.

Умирающий костёр трещал в пламенных судорогах.

…он сам злился на Арона Кармайкла. Злился – ещё несколько часов назад, когда зеркало врага открыло им с братом глаза на истину. И от злости не мог ни найти слов, ни вмешаться, пока Алексас говорил с Ташей – да и не находил нужным вмешиваться. Потому что Джеми верил Арону, верил так же, как верила она, и оставаться рядом с ним после случившегося ему самому казалось невозможным.

Но после того, как Арон Кармайкл пришёл на эту поляну, чтобы попытаться спасти их ценой своей жизни, Джеми понял одно: какую бы игру ни вёл умерший Зрящий, ему не были безразличны дети, которых он называл своими.

– Пусти меня, – сказал Алексас.

Вздох, с которым Джеми прикрыл глаза, вышел из их общей груди болезненным толчком.

– Таша, он погиб. – Алексас положил ладонь на девичье плечо. Когда он вымолвил её имя, два слога прозвучали мягко, словно шуршание бархата. – Примите… прими это. От того, что ты отказываешься в это верить, от того, что сидишь рядом, ничего не изменится.

Какое-то время он слушал тишину.

Сплюнув в сторону, отстранился и вскинул руку.

Боль хлёсткого удара по лицу заставила её вздрогнуть. Наконец взглянув на него, изумлённо прижать ладонь к горящей щеке.

– Прошу прощения, – произнёс Алексас, – но если ты собираешься сидеть так вечно, боюсь, у нас с братом на тебя иные планы. Как твой рыцарь, я забочусь о твоей безопасности, и долг велит мне вернуть тебя к жизни. Любой ценой.

Отведя глаза, Таша вновь устремила взгляд на лицо с тонкой тёмной линией, протянувшейся по щеке от угла приоткрытых губ.

…слёз не было. Она не могла плакать. Не было ненависти. Не было боли.

Была только пустота.

– Я хотела бы уснуть, но не могу, – шёпот её был сухим, как мёртвые листья. – Я хотела бы проснуться, но не могу.

– Это не сон. – Голос Алексаса был непривычно жёстким. – Он мёртв. А ты сидишь и ждёшь, что вот сейчас он откроет глаза и улыбнётся тебе, и всё станет, как было, но этого не будет.

Она не откликнулась.

…пустота, куда она падала теперь, была страшнее той, из которой её выдернул Воин. Эта пустота разверзлась внутри неё: чёрная, бесконечная, страшная. Пропасть без границ, без дна; место, где раньше был Арон – и где теперь его не было.

– Вспомни о сестре. – Взяв её руки в свои, Алексас сжал пальцами её тонкие, перепачканные красным ладони. – Она ждёт тебя. Признай, что Арона больше нет, что теперь мы сами по себе, и борись дальше. Ради неё.

Таша смотрела на чёрную фортэнью.

– Он мёртв, – повторила она, слушая себя со стороны, пытаясь поверить тому, что говорит. – Мёртв.

Голос казался бесконечно далёким. Слова – лишёнными смысла.

– Его больше нет…

…его. Больше. Нет.

И вдруг со всей отчаянной ясностью она поняла: он никогда не очнётся, никогда больше не улыбнётся ей, никогда не скажет «идём со мной», никогда, никогда, никогд…

Алексас следил, как она плачет – давясь слезами, согнувшись пополам, уткнувшись лбом в его пальцы, содрогаясь всем телом. Глухо, страшно. Следил молча, держа её руки так, будто она могла вот-вот исчезнуть.

Когда она затихла – так резко, словно слёзы вдруг разом закончились, – утёр манжетами рубашки её мокрые щёки и, встав, направился к шестёрке всё ещё привязанных лошадей.

Вернулся уже Джеми, ведя под уздцы Принца и Серогривку. Первый рванул было к хозяйке, но тело посреди поляны заставило коня шарахнуться в сторону.

– Вот… остальных я отвязал и отпустил, – зачем-то пробормотал Джеми, подходя к Таше. – Надеюсь, они сами из леса выберутся…

Она стояла у края обрыва. Больше не плакала – просто стояла, скрестив руки на груди, вскинув голову, тонко и прямо возвышаясь над пропастью. Сквозь тучи выглядывал осторожный, рассеянный утренний свет, и зелёное поле, покрывшее дно карьера, волновалось на ветру: казалось, кто-то налил в громадную глиняную чашу озеро изумрудной травы.

– Давай… поедем, – хрипло предложил Джеми. – Доберёмся до трактира. Там видно будет.

Таша смотрела, как разгорается на горизонте кострище рассвета.

– Его надо похоронить.

Голос её прошелестел невыразительно, как шорох полуистлевшего шёлка.

– А, это я… на себя беру. Никто и ничто до него не доберётся. Ты давай, забирайся… просто я… мы… – Джеми неопределённо махнул рукой. – Не надо тебе на это смотреть.

Не возразив, не кивнув, не ответив, Таша развернулась и пошла к коню. Глядя прямо перед собой, но краем глаза всё равно замечая, как в лужах под её ногами разбиваются отражения облаков.

Ломаются, как что-то внутри неё.

Позволив Принцу ткнуться носом в ладонь, Таша вспрыгнула на коня и, не оглядываясь, направила его в чащу. Когда Джеми нагнал их, она снова была в льняных штанах и рубашке; изгвазданное чёрное платье тряпкой валялось на земле. Жестом предложив своим рыцарям ехать первыми, девушка последовала за ними, – и лишь на миг, прежде чем пришпорить Принца, обернулась.

После она уже смотрела вперёд и только вперёд. Но в тот краткий миг, что Таша смотрела назад – она увидела, как в просвете меж елями блестит в рассветном перламутре хрусталь.