Ольга Ярошинская - Злая зима [litres]

Его куда-то несли, везли, иголки впивались в тело, ремни перетягивали сломанные кости – он лишь слабо рычал. Ему надо было поспать. Он готов был проснуться, только если бы его разбудила Эльза…

– Ты идиот, – сказал Кшистоф, сидя за столом в доме Бруна. – Ты понимаешь, что натворил? Все вампиры сдохли. Тебе вменяли расовый геноцид!

– Не вменили же, – пробурчал Брун и вылил омлет на сковородку, держа миску одной рукой. Второй он все еще старался не шевелить лишний раз, хотя гипс уже сняли. Пальцы, отбитые рукой Бальтазара, заживали: розовые лунки ногтей потихоньку отрастали и отчаянно чесались по ночам.

– А все почему?

– Почему?

– Потому что папаша Эльзы, оказывается, партнер одной из крупнейших юридических компаний нашей страны. Тебя защищал целый полк адвокатов.

– Круто, – буркнул Брун, раскладывая омлет на две тарелки.

– Они применили закон «Око за око». Вампиры тоже относятся к особым. Относились. А шкура, в которую укутали Бальтазара, принадлежала твоему отцу.

– Знаю. Где она сейчас? В уликах?

– Я закопал ее на его могиле, – ответил Кшистоф, мрачнея. – Ты хотел сам это сделать?

– Нет. Спасибо.

– Пастырь сказал, что подарил ее альфе. Но адвокаты сумели убедить присяжных, что он мог действовать под вампирским гипнозом. В таком случае альфа становится соучастником. Якобы он попросил пастыря подарить ему медвежью шкуру, подтолкнув его тем самым к убийству.

– Надеюсь, пастыря не освободят под эту лавочку как невменяемого? – нахмурился Брун.

– Ну, он говорит, что им управляла сила предвечного, но по результатам судебно-психологической экспертизы он нормальный. Ему дали пожизненное.

– Строгого режима?

– Общего. Ты зря хмуришься. Он сидит вместе с оборотнями, сечешь? – оскалился Кшистоф. – И я уж постарался, чтобы они узнали, по какой статье. Так что пастырю придется очень, очень несладко… А самым сложным в твоем деле было убедить суд, что дед с пулеметом пришел в башню сам по себе.

– Земля ему пухом, – сказал Брун. – Феликс был лучшим. Знаешь что-нибудь про Эльзу?

Кшистоф отвел глаза, поерзал на стуле.

– Я ее не видел, но разговаривал с ее отцом. Она снова человек. Восстановилась в музыкальной академии. Они собираются в отпуск всей семьей.

– Это хорошо, – ответил Брун. – Если ты когда-нибудь дашь мне зеленую бирку, то, может, однажды, я смогу пойти в филармонию на ее концерт…

– Кстати!

Кшистоф вынул из кармана черный продолговатый прибор, приставил его к желтой бирке Бруна, щелчок – и она отвалилась. Рысь закрепил новую бирку, зеленую, как весенняя трава, подергал.

– Я ведь раскрыл еще одно дело благодаря Эльзе, – вспомнил он. – Когда тебя грузили в «Скорую», она еще была в сознании. Сказала: убийца Дробовицкого его жена – и отрубилась. Всю зиму на одном томатном соке – не диво! Я проверил ее слова. Смерть Дробовицкого наступила во сне, остановка сердца. Вроде ничего необычного, да и возраст. Но повторная экспертиза выявила отпечаток магии. Дальше дело техники – магические предметы подлежат регистрации. И что хранится у Айседоры Дробовицкой?

– Камень фей, – вспомнил Брун.

– Камнем можно разве что забить до смерти, это скорее твой метод, – насупился Кшистоф. – Крыло феи! Если обмахивать им спящего человека, то сон может перейти в смерть. Дворецкий дал показания против нее.

– Он был так ей верен.

– Волки верны своему вожаку. Аурун умер, не приходя в сознание. Его волчица ушла к Ррыту, кланы объединились. А Ррыт, пытаясь сохранить хрупкое равновесие, охотно сотрудничает с полицией. Ну, за ним свои косяки есть… Он и надавил на дворецкого.

– Зачем Айседоре это надо было?

– Во-первых, вампиры отвалили ей деньжат за последнюю оперу мужа, которую, кстати, собираются поставить в следующем месяце. А во‐вторых, поговаривают, он собирался уйти от нее к какой-то кошечке. Так что Айседора под следствием, и от тюрьмы ей не уйти.

Кшистоф взял вилку и попробовал омлет, который подвинул к нему Брун.

– Как ты можешь это есть? – скривился рысь. – Сплошная соль!

Брун вздохнул и запил омлет кофе.

– В общем, Брун, – Кшистоф пощипал себя за ус, – тебе лучше исчезнуть. Я перевез тебя на остров, потому что в больнице стало небезопасно. Но сезон открыт, медведи вышли из спячки, и какой-нибудь почитатель вампиров может заявиться однажды и сюда. Тебе надо уехать. Да, адвокаты вывернули все так, что ты якобы мстил альфе за убийство отца, а уже его смерть повлекла за собой гибель остальных вампиров. Про Бальтазара никто не знает. Я уничтожил его останки. Ты, кстати, мог бы и рассказать мне про него, хотя бы после того, как мы поймали охотника.

– И что бы я тебе сказал? Что правая рука альфы украл шишечку от часов? Думаешь, тебе бы дали обыскать башню с этой информацией?

– Ладно, проехали… Уезжай, Брун. Знаешь, кто последний прошел обращение? Племянник президента. У него, кажется, была онкология. Очень-очень многие влиятельные люди, скажем так, не в восторге от того, как все обернулось с вампирами.

– И куда мне ехать?

– Куда угодно! Твоя новая бирка – только для красоты. Она не работает. Никто не найдет тебя, Брун.

– Спасибо, – недоверчиво поблагодарил он.

Кшистоф лишь отмахнулся.

– Пока ты валялся в больнице, твой косоглазый друг открыл благотворительный счет на твое имя. Лечение обошлось в круглую сумму. Странно, но сложнее было вылечить не руку, которую Джонни тебе едва с плечом не вырвал, а язвы на пальцах.

– Это из сердца Бальтазара брызнуло, – вспомнил Брун. – И его же рукой я себе пальцы расшиб…

– К счастью, людей, которые ненавидели вампиров и желали отблагодарить тебя материально, тоже оказалось немало.

– И что, на счете что-то осталось?

– Угу, – подтвердил Кшистоф. – Несколько миллионов. Ну порадуйся же!

– Класс, – вздохнул Брун. – Как там Клиф? Очухался? Я созванивался с ним на днях, но он куда-то спешил.

– Клиф цветет и пахнет. Нос у него, правда, сросся криво, но, как он сказал, должна же быть в его внешности изюминка.

Брун усмехнулся.

– У него теперь есть невеста, – добавил Кшистоф.

– Да ладно! – изумился Брун. – Он сам так сказал?

– Нет, она сказала. Что у них все серьезно. Клиф при этом выглядел слегка озадаченным. По-видимому, его мнением она не интересовалась. Это внучка Феликса.

– Наслышан, – улыбнулся Брун.

– Они собирают подписи под петицией, чтобы им разрешили установить пулемет на могиле деда.

– Я бы подписал, – кивнул Брун.

– Ладно, пойду я, – сказал Кшистоф. – А то опоздаю на паром. Жаль, что все так вышло. Я бы хотел снова работать с тобой, Брун. Лучшего сотрудника у меня не было.

– Ты – хороший начальник и отличный друг. – Брун протянул здоровую руку, пожал короткопалую ладонь Кшистофа, тот отвернулся, пряча повлажневшие глаза, и быстро вышел из домика. А Брун включил телефон, чтобы посмотреть время, и погладил экран, с которого улыбалась Эльза.