Джонатан Френч - Серые ублюдки [litres]

Певчий поднял один палец.

– Ваятель уже давно остался последним.

– Поэтому и отпустил тех орков на Батайяте, – догадался Шакал. – Хотел, чтобы они донесли в Дар’гест, что он еще жив.

– А пока он жив, нового Нашествия не будет.

Шакал лихорадочно соображал.

– Тогда какого хрена ты хотел его сменить?

– А ты?

– Потому что я думал, он просто старый калека! Думал, он стал мягкотелым и принимает хреновые решения. Потому что он мерзкий старикашка. Потому что я думал, что справлюсь лучше его! Я не знал, что Уделье не раздавлено между двумя врагами только потому, что он еще дышит!

Шакал вскочил на ноги, и Певчий смотрел на него снизу вверх. Лицо старика было безмятежно в свете костра.

– Ты прав, – спокойно проговорил старый трикрат.

– В чем?

– Во всем. Он старый. И он принимал хреновые решения, еще когда я сидел по правую руку от него. Шакал, он мерзкий старикашка. И не был никем иным с тех пор, как вышел из шахты. Много лет я старался не судить его строго. Я тоже прошел через все это, пережил крыс и войну, но я не был во власти мерзкого чародейского творения. Мое тело не было ни скрючено, ни искалечено. Он постоянно мучается болью, сынок, и это чудо, что он до сих пор не тронулся умом. Как большинство других. Они не могли жить, когда чума использовала их тела как сосуд. И если их тела она только покусывала, то разум – жадно пожирала. За первый год существования Уделья двое из них сами покончили с собой. Но не Ваятель, только не он! Он все живет и живет. И жажда увидеть, как Гиспарта расплачивается за свои деяния, – вот что не дает ему потухнуть. Его держали взаперти, а я двадцать лет провел с ним бок о бок, пока он искал путь наружу. Я тоже горел ненавистью, поначалу, но время заставило меня увидеть то, что мы обрели. Землю. Дом. Свободу. У меня было братство, женщина… и вы, дети. Я говорил вождю, чтобы он сосредоточился на развитии Уделья, чтобы налаживал отношения с Псовым ущельем и Стравой. Черт, я даже предлагал плыть на восток, в Тредрию, Аль-Унан и Тирканию, заключать союзы, но он и слышать ничего не хотел. Он ничего не видел! Когда остальные чумоносцы перемерли, один за другим, Гиспарта стала подбираться обратно. Они оставались на отведенных им землях, но держались все смелее. У них в кастили появился чародей, но мы узнали о его появлении только спустя несколько месяцев. Я думал, вождь поскачет на север и наконец исполнит свою угрозу распространить чуму по Гиспарте. К счастью, оставшиеся двое чумоносцев тогда отказались. Как и я, они довольствовались новой жизнью и не желали ее терять. Это был первый случай на моей памяти, когда кто-то не пошел за Ваятелем. После этого он быстро потерял власть над остальными копытами. Потом шли годы, и он ожесточался в стенах Горнила. Ко времени, когда вас оставили в приюте Отрадной, Серые ублюдки уже не были величайшей силой Уделья. Мы стали просто одним из копыт, которые боролись за жизнь в этих пустошах.

Певчий подогнул колени, снова встал и, подойдя к своей сумке, извлек из нее бурдюк. Затем, вытащив пробку, сделал долгий глоток и, вернувшись, передал бурдюк Шакалу.

– Крепкая штука, – сообщил старый трикрат, – но я уже годами не говорил столько. Подумал, может, нам не помешает смочить горло.

Шакал сделал глоток и поморщился, когда кислое вино коснулось его языка.

– Так ты расскажешь, почему все-таки бросил ему вызов? – спросил он, противно отрыгнув.

Певчий взял бурдюк обратно и выпил. Затем вытер рот тыльной стороной ладони и медленно покачал головой.

– Хотел бы я, чтобы это было интересной историей. Но, сказать по правде, я жаждал сделать это годами, но духу не хватало. Все отговаривал себя.

Шакал наблюдал за тем, как Певчий отстраненно смотрел на костер. В глазах старого трикрата стояли слезы – от дыма ли, вина или воспоминаний, Шакал не мог понять.

– Когда мы подняли мятеж в шахте, – хрипло проговорил Певчий, – меня ранили. В бедро угодило копье. И как только все надзиратели были убиты, Ваятель закинул мою руку себе на плечи и помог выбраться из этой чертовой дыры. То… то был первый раз, когда я увидел солнце. Такое яркое, горячее, слепящее, что от него мне стало больнее, чем от копья. Но, хрен Беликов, я наслаждался той болью! Так что, может быть, ты понимаешь, почему мне потребовалось много лет, чтобы метнуть тот топор. Потому что это означало бросить вызов вождю, который вынес меня на свет.

Заткнув бурдюк пробкой, Певчий бросил его на землю и глубоко вздохнул.

– Но это все равно было неважно. Как ты знаешь, голосование я проиграл.

– Но вождь тебя отпустил, – заметил Шакал. – Хотя мог проломить тебе череп.

– Как и тебе.

Шакал плюнул в огонь.

– Колпак не даст соврать, что я не должен был жить. Он просто хотел, чтобы я сперва помучился. Может, мы с тобой оба проиграли, Печный, но разве ты получал удар в спину от одного из самых верных друзей?

– Нет, – согласился Певчий серьезным тоном. – Предателем был я сам.

Шакал наклонился к старому трикрату и поднял бурдюк. Достаточно было только выдержать пару первых глотков, после чего выпить уже тянуло.

– Ты знаешь, это она первым меня так назвала. Иза… – Певчий поправил себя сам: – Ублажка. Она не могла выговорить мое имя и называла Печным. Сам-то ты рано заговорил, у тебя никогда проблем с этим не было, но ты стал говорить, как она, когда понял, что у нее не получается. Овес сделал то же самое, конечно. А уже через день весь чертов приют стал так меня называть, даже мальчишки с пушком на лице, которым оставался год до сопляков. Черт, я уже боялся, что братство изменит мое копытное имя.

– Прости, – извинился Шакал сразу за тогда и за сейчас. – Больше не буду так говорить.

– Да ладно, – буркнул Певчий, протягивая руку за бурдюком. – После стольких лет это не так уж плохо слышать.

Шакал слегка улыбнулся и, когда старый трикрат присосался к бурдюку, уставился на костер. Затем, должно быть, забылся в мерцании пламени, потому что Певчему пришлось ткнуть его локтем.

– О чем задумался, малой?

– О Ваятеле, – признался Шакал.

Певчий разразился полупьяным смехом.

– Ага, это заразно.

– А сам он не заразный. Никто его чуму не подхватил, насколько я помню.

– У полуорков иммунитет, Шакал, у всех, кроме первых девятерых. Не думаю, что чародеи добивались этого, но мы сорвали цепи раньше, чем они успели закончить свое дело.

– Я это понимаю, но вождь общался с хиляками. С Игнасио, Колючкой, много с кем. Почему Отрадная тогда не превратилась в кладбище?

Взгляд Певчего потускнел.

– Потому что он много лет не выпускал свою чуму на волю. Будь за это благодарен. Надеюсь, ты никогда этого не увидишь. Я не видел со времен войны, но мне хватило.

– Он может ею управлять? – спросил Шакал тревожно.