Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

В общем, мне пришлось выложить крупную сумму, чтобы эту вешалку не подшивали к делу. А потом вынести немало неудобства и удивлённых взглядов по дороге домой на Бахрейн. Рискну поставить весь гонорар за статьи о рейде на то, что я был единственным кретином за последние лет пятнадцать, который путешествовал по космосу с напольной вешалкой…»

Если верить таймеру моей консоли, прошло сорок минут. Моим внутренним часам доверять нельзя. Они и в лучшие времена меня частенько обманывали, а сейчас и вовсе напевают старую добрую песенку о вечности ожидания.

На платформе управления флагмана дальней разведки «Месть Королевы Анны» все по-прежнему: сухие приказы и сухие отчеты, большая часть которых слишком специфические, чтобы их могла понять такая сухопутная крыса, как я. Еще пара минут неизвестности, и мои нервы не выдержат, я начну с безумными глазами носиться по платформе, вопя о толике информации, способной спасти мой обваливающийся мозг.

– Есть картинка, – сухо произносит какой-то мальчишка в паре метров от меня.

Сколько ему, 21? 22? В этом возрасте меня депортировали с Бета-Массачусетса. Я был взрывоопасной смесью любопытства, наглости и желания выпендриться. А у этого щенка него даже голос не дрогнул!

– Вывести на монитор, – сухо приказывает Командор, и часть сферы слева от меня тускнеет и превращается в консольный экран.

Я застываю, боясь пошевелиться и дать хоть один повод изгнать меня с платформы. Только не сейчас. Клянусь, я этого не переживу!

Сначала мне трудно понять что-либо, я щурюсь, скалю зубы, и, кажется, не дышу. На экране большой кусок камня. Это видимо одна из многочисленных лун системы. Или все-таки планета? Нет, все же луна. Кажется. Караул, пошла информация, но она вот-вот снесет последние плотины моего дряхлого рассудка. Люди! Что же такое я, черт побери, вижу? Но нет, я не дам холодной стерве под командорскими погонами поиметь Тома Ханта. Не сегодня. Я сжимаю зубы так, что они едва не начинают крошиться, и молчу. Я вою про себя и нещадно пытаю подлокотники кресла, но вслух не выдаю ни звука.

Огромный камень медленно вращается на экране. Видимо, над ним сейчас летит зонд, это с его камеры мы получаем картинку.

– Спутник 1050, – сухо диктует девушка лет 25, сидящая впереди меня, – светлая сторона. Атмосфера отсутствует. Вероятность удачной бактериальной бомбардировки – 0, 097 %.

Я замечаю какое-то движение. Другая девушка отрывает глаза от монитора консоли и смотрит на докладчицу. И в ее глазах… что это, ужас?

Я уже все понимаю, вся информация уже в моей голове, но я никак не могу, или не хочу, или боюсь сформулировать вывод. Все, что было озвучено только что, значит, что луна, которую мы видим на экране, непригодна для жизни. Мало того, ее невозможно было терраформировать с помощью бактериального засеивания, этот кусок камня просто не смог бы удержать атмосферу! Так какого же черта там делает корабль?

Вообще-то, ответ очевиден, но я пока отказываюсь его принимать. А мои пальцы упрямо бегают по клавиатуре, стенографируя каждое услышанное слово. Не знаю зачем, это уже рефлекс, но возможно именно из этих нудных расшифровок мне однажды явится истина. Хотя, может это просто компенсация перед неизбежным приближением момента, когда я больше не смогу скрывать от себя правду?

В эту секунду я позволяю себе слабость, непростительную для профессионала, но простительную для любого нормального человека. Я не смотрю на экран стационарной консоли, транслирующей картинку с камеры зонда. Я смотрю на людей. Наверное, я ищу надежду в их глазах, хотя подсознательно понимаю, что еще один взгляд полный ужаса разобьет мне сердце. Ведь я смотрю на них сейчас, когда на экране может появиться один из потерянных человечеством кораблей. То, ради чего я вообще оказался на этой посудине. Но почему-то мне кажется, что история творится именно здесь, в рубке, а не там, в безжизненном пространстве плюсов и минусов. В сердцах. В душах. В ритме пульса. На дне зрачков. В людях.

Эти люди – молодые, за редким исключением. В среднем, 25–26 лет. С некоторыми я уже знаком, у трех или четырех успел взять интервью. Остальных не знаю, и сто к одному, что часть из них так и останутся для меня безымянными героями Дальней Разведки. И все они… я кручу головой, как древний советский локатор… все они – просто работают. Делают свое дело. У них есть души, есть сердца, нервы и чувства, все, как у любого из нас. Но в отличие от меня, они профессионалы, что в данный момент значит следующее: они позволяют надежде вести себя, отдавая все знания, умения и опыт ради тысячной доли процента. И пока эта тысячная доля существует, они не сдаются.

Снимай свои туфли. Это не обязательно, но я хочу видеть тебя босой, хочу смотреть, как ты ходишь по моему дому и привыкаешь к нему. Потому что знай, Абигейл, если ты перешагнёшь через этот порог, я тебя никогда не отпущу. Хочу находить твои волосы на своей подушке. Хочу ругаться с тобой из-за душа. Хочу, чтобы ты путалась у меня под ногами, и хочу путаться под ногами у тебя. Так что, проходи в мой дом, и знай, что это ловушка. Этот дом – моя крепость, мое собственное королевство, я тут шериф и я тебя арестовываю. По обвинению в покушении на мое сердце.

Никогда не скажу этого вслух. Должен бы, но никогда не скажу. Потому что идиот, потому что боюсь показаться еще слабее. Потому что крутые парни в кино так не разговаривают.

Но тебя нет, я всего лишь представляю, как это будет, а врать самому себе я умею.

Эта столешница сделана из обшивки межпланетника с Бремена. Никто не знает, как он туда попал. Считалось, что планета необитаема, что никто никогда на нее не высаживался. И вот прилетают туда местечковые скауты, которые вечно висят на хвосте у разведчиков типа тебя. Прилетают, и видят прямо перед собой межпланетный корабль с названием «Красотка Мемфиса». Совершенно целый, почти без царапин, и все пломбы на месте, так что вроде как – все еще заводская сборка, ни одного серьезного ремонта. Внутри – никого. Судя по данным консоли, пришел на автопилоте, и уже пустым. А вот отправлялся – нет. Куда делся хозяин корабля, и почему автопилот привел этот межпланетник на Бремен, выяснить так и не удалось. Какой-то странный сбой.

Планета с тех пор популярностью не пользуется, местные считают ее проклятой. Один тип пытался открыть на Бремене фабрику. Так она и года не простояла, – землетрясение сравняло ее с землей. В общем, наверное, и правда, что-то там не чисто на этом Бремене.

«Красотку Мемфиса» пытались продать по муниципальной линии, но никто не захотел покупать чертов Летучий Голландец. Корабль разобрали по конверсионной программе, и наделали из космического корабля ведер, лопат и вот эту столешницу. На ней я готовлю себе, смешиваю ниагары коктейлей, чищу свой карабин. Иногда, просто сижу, курю, и смотрю в окно, особенно когда у Бахрейна портится настроение, и он начинает кидаться горстями песка, как старая вредная обезьяна.