Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

Как уже было сказано выше, у меня весьма умеренные потребности. И, к сожалению, с каждым годом они становятся все умереннее. Крыша над головой, полный еды и пива холодильник, виски, нормальная консольная сеть, кровать, открытая веранда с креслом, кактус с простреленным дорожным знаком вместо мишени, мой дробовик… что еще? Что же еще?

Может быть знание, что где-то там, по галактике шарятся два моих старых кореша? Мы повзрослели, нас раскидало жизнью, а при встречах, кроме прошлого, нам и поговорить-то не о чем, – ну и что с того? Все равно, мы, это мы. И я точно знаю, что однажды, когда мое потрепанное сердце скажет: «Все, хватит», – и перестанет стучать, а потом моим прахом жахнут из старой пушки в белое небо Бахрейна, где-то в галактике поднимутся два стакана в память обо мне. А это не мало. Со временем осознаешь: очень важно, чтобы в твоей жизни были люди, которые помнят тебя, а не твое имя под набором букв. Люди, которые будут помнить и тогда, когда твои статьи перестанут выходить.

Нам было по двадцать лет, когда нам вручили дипломы и велели убираться с Бета-Массачусетса и никогда не возвращаться. Потом я начал свой первый блог, потом его закрыли, обвинив меня в публикации экстремистских материалов, и я начал второй. Потом ко мне пришли два парня в форме, и предложили выбор: либо я на полтора года отправляюсь по контракту в армию, либо на пять лет за тот самый политический экстремизм – в тюрьму. Я отправился на призывной пункт, а оттуда, вот совпадение, прямо на взбунтовавшийся Сайгон. Уверен, они рассчитывали, что я не вернусь, ведь многие и правда, не вернулись. Но про это я никогда не стану писать, потому что отказываюсь даже мысленно возвращаться в заболоченные джунгли планеты, жители которой возомнили, что могут выбирать собственный строй, а мы вбивали им в головы железные костыли демократической диктатуры, активно помогая себе карабинами, гранатами, противопехотными минами и баллистическими ракетами. Нет, эта глава истории человечества не стоит книги. По крайней мере – не моей.

Потом ранение, демобилизация, реабилитация на Уорхоле, попытка подсыпать салазарин в резервуар с водой, тюрьма-курорт, и, наконец – Бахрейн. Здесь я пришел к соглашению с тем порядком вещей, который все нормальные люди называют жизнью, и с тех пор кое-что менялось вокруг меня, но я сам не видел причин меняться. Философия личностного роста всегда казалась мне лицемерной. За эти годы я лишь однажды полностью поменял старую мебель, да регулярно обновляю свою консоль. Но это даже не изменения в жизни, это что-то вроде чистки оружия.

И вот я стою в дверях своего дома, глядя на робота-уборщика, кружащего вокруг моих пыльных ботинок и, видимо, размышляющего, мусор они уже или еще не мусор? Я осматриваюсь и понимаю, что спустя эти долгие и, в целом, устраивающие меня годы, наконец-то кое-что начало меняться.

Да… Черная обсидиановая красотка слегка сдвинула центр тяжести моей вселенной.

Я представляю, как она войдет в мой дом и скажет, ну, Том, как ты тут живешь?

Я скажу ей:

«OK, ладно, идем со мной. Почему-то мне кажется, тебе здесь понравится. Но для начала, оглянись.

Это терраса, мой собственный балкон над бесконечностью, моя платформа управления. С флагманской конечно не сравнить, но у меня ведь, и правда, скромные запросы. Вот кресло, в котором я часто сижу и стреляю из карабина по дорожному знаку. Знаешь, кое-кто думает, что я фанатик оружия, и, наверное, в этом есть доля правды. Но стреляю я не только поэтому. Иногда я чувствую, как погружаюсь в какой-то пугающий вакуум, я просто перестаю понимать, что движет человечеством и на кой черт оно существует. Я понимаю смысл существования отдельных людей, но человечество… это же просто огромная куча дерьма на чистом поле мироздания! И вот я сижу, бывает в центре этого вакуума, и начинаю сходить с ума от тишины. Тогда я иду за своим дробовиком, возвращаюсь и стреляю просто ради грохота, понимаешь? Только для того, чтобы перестало быть так тихо. Это тот же рок-н-ролл, только с карабином вместо электрогитары. Ты, наверное, скажешь, что такие мысли, не совсем подходят для парня, которого все считают психом и клоуном, и по которому совсем не скажешь, что вакуум вокруг человечества может его серьезно волновать. Но это же мой дом. К чему мне тут маски? Мне и одежда-то не особенно здесь нужна. Иногда я стреляю в трусах, или даже совсем голый. Кто меня тут увидит? Кактус? Да он сам тот еще засранец, знаешь ли. Я мог бы рассказать тебе пару историй о нем, но нет, это не для твоих прекрасных ушей.

Ладно, хватит торчать в дверях, песку нанесет. Пошли внутрь.

Смотри, это моя гостиная, она же прихожая, она же кухня, она же библиотека, она же спальня, если я вдруг не сумею доползти до кровати. А еще это святилище, и каждая вещь здесь носит собственную печать святости, а случайных нет вообще, если не считать вон те пластиковые оленьи рога на стене. Я не помню, как они оказались в моем доме, просто появились и все. Этот факт меня слегка смущает, и я их не выбрасываю исключительно для того, чтобы в этом мире сохранялось хоть что-то, способное меня смутить.

Но все остальное – реликтовые памятники моей в высшей степени забавной судьбы. И я храню их с тем сентиментальным упорством, на которое способны лишь люди, не скрывающие от себя, что все лучшее в их жизни уже случилось. Я же еще совсем недавно не знал, что встречу тебя.

Напольная вешалка у двери. Звезда моей коллекции, она с планеты Миссури. Однажды там рванула подпольная фабрика по производству контрафактного салазарина. Эта фабрика пряталась прямо под гнездом орла, у нее была общая стена с офисом шерифа. Позже шериф так и не смог этого объяснить. Многие считают, что с продажи колес ему шел неслабый процент. Но я был на заседании суда, где шериф выступал в качестве свидетеля. Я видел глаза этого немолодого уже человека. И я абсолютно уверен, что он ничего не знал о проклятой фабрике, а вопрос „как это вообще возможно?“ задавал себе чаще, чем это делал государственный обвинитель.

Так вот, окна его офиса выходили на реку, за которой начиналась уже другая область, с другим шерифом. Во время взрыва эту вешалку унесло взрывной волной за реку. Вешалка воткнулась в кузов грузовика и убила свинью, которую везли на выставку. Это была какая-то необычная свинья, за ней медалей и премий числилось больше, чем за всем звездным флотом Объединенного Человечества. Это была такая свинья, что заседание суда хотели начать с минуты молчания. Ну, точнее, я подозреваю, что хотели, доказательств у меня, к сожалению, нет. Я, конечно, спросил об этом судью, но тот ответил: „Без комментариев“, – а потом меня хотели прогнать с заседания, и если бы не закон о свободе прессы, точно прогнали бы. И правильно бы сделали, что уж там. Не стоит задавать такие вопросы прямо во время оглашения обвинительного заключения.