Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

– Хант! Со мной!

Я с кровью отрываю взгляд от экрана. Командор Абигейл чеканит шаг по платформе. К выходу.

Разве может капитан покинуть мостик в такой момент? Разве имеет этот (а в данном случае – эта) первый после Бога оставить свою команду на произвол судьбы тогда, когда эта самая судьба и решается? Но она уходит, а рука безопасника тянется к моему плечу. Я встаю, и, поскольку мне все равно придется покинуть платформу, делаю быстрый снимок на ручную консоль. Безопасник замечает это, качает головой, но ничего не предпринимает.

Командор идет так быстро, что мне приходится пробежаться, догоняя ее.

– Командор! Командор! Куда мы идем?

– В мою каюту. У вас будет ровно полчаса. Любые вопросы, касательно рейда.

– Но почему именно теперь? Я столько добивался вашего интервью…

– Потому что я могу уверенно говорить обо всем, что случилось до этого момента. За все остальное я не отвечаю.

– Из-за того, что вы нашли?

– Мы нашли. Вы были в этом рейде, а значит разделите всю славу и всю ответственность со всеми нами. Уверены, что потянете? Это может оказаться не самой легкой ношей.

– Думаю, полчаса мне хватит.

Т.Х.: И все-таки, что мы нашли, Командор?

А.Ч.: Один из блоков «Спальни».

Т.Х.: Можете перевести на язык тупого обывателя, незнакомого с принципами космической архитектуры и специфическим арго?

А.Ч.: «Спальня», это один из двух блоков корабля, в котором, судя по всему, находилось около трехсот человек, чьи жизненные циклы, на время полета, были замедленны.

Т.Х.: Те, что были в анабиозе?

А.Ч.: Анабиоз – неверное определение, поскольку человечество до сих пор не научилось останавливать и запускать снова жизненные циклы.

Т.Х.: Без разницы. Блок с замороженными телами.

А.Ч.: Верно.

Т.Х.: Значит ли это, что блок был освобожден и от него просто избавились за ненадобностью?

А.Ч.: Такая вероятность имеется.

Т.Х.: Но?

А.Ч.: Почему вы считаете, что есть «но»?

Т.Х.: Бросьте командор. Вы разбираетесь в кораблях, а я в людях. Вы не думаете, что все именно так.

А.Ч.: Нет, не думаю. При проектировании «Спальни» исходили из того, что материалы этих блоков будут использоваться для строительства временной базы. И даже если бы такой необходимости не возникло, капитан корабля скорее оставил бы блок на планете, на тот случай, если материалы все-таки понадобятся. Или на орбите – наименее энергозатратный вариант.

Т.Х.: Но мы нашли блок на луне. Почему?

А.Ч.: Я вижу только одно объяснение. И оно вам не понравится.

Т.Х.: К черту мое мнение, Командор. Дайте мне правды.

А.Ч.: Хорошо… Я полагаю, что обнаружив факт выброса корабля не в расчётной точке, капитан вынужден был искать пригодную для колонизации планету рядом с кораблем. На это ушел весь запас топлива. В какой-то момент, а может и изначально, стало очевидно, что имеющихся ресурсов не хватит на достижение планеты, если ее вообще удалось найти. Тогда капитан вынес на совет решение сбросить один из блоков «Спальни», а сэкономленные ресурсы – перераспределить.

Долгая пауза. Щелчок зажигалки, второй, третий…

Т.Х.: Простите… Значат ли ваши слова, что там, внутри этого блока… могут быть люди?

А.Ч.: Трупы. Прошло слишком много времени. Блок был оставлен именно на луне, из расчета, что в скором времени за ним вернутся и успеют спасти. В противном случае целесообразнее и экономичнее было бы оставить его в открытом космосе. Команда надеялась вернуться.

Т.Х.: Но не вернулась. Черт… это же… заклание какое-то.

Еще одна пауза. На этот раз – полная тишина.

А.Ч.: Хант, вы знаете, что я лично давала добро на ваше присутствие в рейде?

Т.Х.: Нет, не знал…

А.Ч.: Вы козел, Хант. Но козел объективный. Так включите вашу объективность, иначе я решу, что ошиблась.

После этих слов Абигей Чанг покинула каюту. Я же около часа провел, глядя на свою консоль, прежде чем записать: «Спасая полторы тысячи человек, пожертвовать тремястами. Взять эту ответственность на себя. Ради будущего». Потом я вычеркнул слово «ответственность», и заменил его словом «ноша».

Извини за этот скрип, панели пола давно пора менять. Но я купил этот дом вместе со скрипом, так что, выходит, я и за него заплатил, верно? А я не настолько богат, чтобы с легкостью отказываться от капиталовложений.

Вот эта стена над камином… здесь вся моя история. Глупые фотографии, они собирают пыль и порою заставляют сердце заходиться от какой-то совсем уж не физической боли. Не знаю, зачем я их храню. Надо бы выбросить этот хлам, но, в каком-то смысле, этот хлам – и есть я. Думаю, настанет такой момент, когда самого меня отправят на большую свалку истории, и тогда можно будет смело избавиться от этих анахронизмов.

Вот на этом снимке три оболтуса на фоне праздничной толпы. Это я. Это Медведь. А этот здоровяк с гвоздиками – Молчащая Сова. А толпа – первая студенческая демонстрация на Бета-Массачусетсе. И последняя из тех, которые даже не пытались разогнать. Мы в ней не участвовали. Точнее, не то чтобы участвовали.

Следующая фотография. Та, где я в идиотском костюме. Я вел тогда спортивную колонку для «Спорт-Юниверсум», и у меня были волосы, да… Нет, серьезно, я не всегда был лысым. И даже галстук носил. Редакция находилась на планете «Гувер». Сплошные джунгли, жара, малярия… Приходилось уничтожать океаны рома, чтобы выжить. Кончилось тем, что я пил, чтобы проснуться, пил, чтобы сесть за статью, а потом пил, чтобы уснуть. Вкус рома был у всего, у еды, у воды, у кошмаров по ночам. Ром выходил с потом, так что даже моя одежда им провоняла. Местные ненавидели нас, газетчиков, а мы ненавидели их. Ну и газета выходила соответствующей. Дерьмовой, похожей на уродливую одноногую проститутку. Ни слова правды, но фальшивых охов и ахов – как у дурака фантиков. Я думал, что я в аду. В кипящем ромовом аду.

Но ад ждал меня на другой планете. Там тоже была малярия, жара и джунгли. А еще партизаны, минные поля и ночные бои. Вот, посмотри на это фото. Оно сделано за неделю до отправки на Сайгон. Мне не идет военная форма, а все мои товарищи пока живы. Но знаешь, я не стану рассказывать об этом. К черту. Место, в котором схватить пулю и отправиться на списание по инвалидности считалось за удачу – не стоит моих рассказов. Но про этих парней с фотографии я тебе однажды расскажу. Ведь у нас будет много времени, и я буду развлекать тебя рассказами о славных деньках и отличных людях. Многие из них были кретинами, наркоманами, революционерами, моральными уродами и просто мудаками. Но это не мешало им быть отличными людьми. Разве что делало их истории еще интереснее.

Следующая фотография была сделана за два дня до того, как президенту Кшешинскому объявили импичмент, и всего лишь с позором выгнали из правительства. Я-то надеялся, что с него сдерут шкуру, бросят в муравейник, а имя – вымарают из всех учебников по истории. Но когда делался этот снимок, я еще не знал, как легко отмажется этот сукин сын, и поэтому улыбаюсь. Вообще-то, я тут очень похож на попугая по имени Макговерн с одного из твоих малых рейдеров. Тебе обязательно надо будет с ним познакомиться.