Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

Как бы там ни было, пятью минутами позже Молчащая Сова выдавил своим могучим плечом дверь полицейского участка. Как мы и предполагали, все полицейские, напуганные небывалым по своим размахам студенческим шествием, высыпали на улицу. Все остальное было делом техники. Точнее, шести баллончиков с краской, которые мы заказали в частной аэрокосмической компании. Эта краска была рассчитана на облучение радиацией и воздействие такого списка химикатов, что, по сути, была нестираемой. Ах да, еще она была нежно-розовой. Мы тщательно покрыли ею все наручники, резиновые дубинки и шлемы в участке. Покрыли бы и сам участок, да краски не хватило. Завершив свою розовую эскападу, мы убрались, так никем и незамеченные.

Что ж, очевидно, мы совершили преступление. Но мотивы наши преступными не были. Мы всего лишь пытались в меру сил и возможностей подкинуть немного веселого хаоса. Помните этот мем: «Вселенная для грустных?» Так вот, это было не про нас. Мы не любили, да и не очень умели грустить. Мы любили и умели радоваться. И когда патрулирующие город и пригороды полицейские бродили по улицам, смущенно пряча розовые наручники, а позже и резиновые дубинки того же цвета, в мире становилось чуть больше улыбок. Разве же это преступление?

Пройдет меньше года, и наши сверстники начнут вламываться в полицейские участки с целью захвата оружия. Это оружие позже будет появляться то тут, то там. Возможно, оно будет использовано при ограблении банка, деньги из которого уйдут на черный рынок для покупки взрывчатки. Но я ответственно заявляю, что парни, которых звали Ревущий Медведь, Молчащая Сова и Бегущий Кролик никак к этому не причастны. Оружие и взрывчатка не прибавляют миру радости. Они делают его еще грустнее. Так что хватит гадать, чем мы руководствовались при взломе участка. Ответ у вас есть.

Миниатюрный «Пилигрим» скользит в пятистах метрах от поверхности безымянной луны. Жалкие тысяча шестьсот футов. Его скорость превышает 350 км/ч, что, впрочем, не мешает «Пилигриму» совершать зубодробительные маневры. На этом младшем брате рейдеров нет тяжелых двигателей разделения, вместо них поставлены стандартные для межпланетников реактивные установки. Может быть, этот парнишка и не такой быстрый, как его старшие братья, а межзвездные скачки ему и вовсе не по зубам, зато он способен производить сложнейшие маневры в непосредственной близости от поверхности. И именно поэтому в каждом рейде разведчиком есть три четыре корабля, марки «П».

Сегодня «Пилигримом» управляет Марк Микада, старый космический волк, способный встать за штурвал любого корабля, от тяжелого неповоротливого космического флагмана, до вот такой малютки, требующей по-настоящему филигранного управления. Внешне Микада напоминает мне одного засидевшегося в радикалах бывшего студента, писавшего некогда в запрещенный Spider, журнал, незаконно распространявшийся на Бета-Массачусетсе. Аббревиатура SPIDER расшифровывается следующим образом: sex, politics, international, drugs, extremism, rock'n'roll. Впрочем, тот радикал погиб, взорвавшись на бомбе собственного изготовления, так что Микада тут не причем.

– Пять минут!

Чей-то голос механически отсчитывает время до контакта с потерянным на луне блоком земного корабля. Я снова допущен в святая святых рейда – на флагманскую платформу управления. Условия все те же: сделать все возможное, чтобы о моем существовании не вспоминали. Вообще-то это не так просто, учитывая, что всю свою сознательную жизнь я добивался противоположного. Но в данной ситуации мне в кои-то веки не до себя. Малютка «Пилигрим» приближается к объекту. И мне все чаще приходится напоминать себе, что дыхание, это не очередная воровская выдумка злобных корпораций, а элементарная физиологическая необходимость.

– Четыре минуты.

Как сказал один человек: один маленький шаг для человека, и что-то там еще в том же газетно-пафосном духе. Однако бывают моменты, когда не так просто отделаться от патетики. Не знаю, как там икается всему человечеству, но несколько человек совершенно точно сейчас не могут уснуть. Они, сидя далеко от этой солнечной системы, гадают, что же, черт возьми, происходит? А я не имею права напоминать о своем существовании, иначе заорал бы во всю глотку, пронзая своим воплем парсеки: «Мы нашли их! Мы совсем рядом!»

Эти минуты – священны, и мне плевать, как это звучит. Мне плевать на все, кроме похожего на взорвавшегося радикала Микаду, ведущего над безымянной луной свой маленький кораблик. Он самый опытный пилот рейда, он лучший. Возможно, вся жизнь, с руками, вцепившимися в штурвал, вела его к этому мгновению. К этой ответственности. К этой чести.

– Три минуты.

Что-то происходит. Люди один за другим отрывают взгляды от своих консолей, и смотрят на большой экран. Здесь и сейчас дают сбой и профессионализм, и отработанные до уровня рефлексов навыки. И я искренне надеюсь, что те, кто проектировал флагман, учли возможность резонансной атаки сотен сбоящих сердец.

– Две минуты.

– Одна минута.

– Тридцать секунд.

На один из малых мониторов транслируется видео из рубки «Пилигрима». Микада в стандартном мешковатом оранжевом комбинезоне с кучей карманов. Стрижка ежиком, волосы в пепельное серебро, такая же серебряная щетина. Густые брови, неожиданно черные, без тени седины, сведены к переносице. Взгляд сосредоточен.

Микаде – сорок семь, и это его последний рейд. Свой возрастной порог он перешагнул несколько дней назад. Почти в каждой группе дальней разведки есть такой ас. Про них говорят – старая школа, и возраст тут конечно, играет значение. С опытом пилоты вроде Микады срастаются с тем, что делают, не доверяют пилотирование компьютеру, летают глазами, руками, инстинктами. И само собой, никто другой не может сидеть в эту минуту за штурвалом «Пилигрима». Звездный путь среди звезд, таковой была жизнь седовласого мастера. Что ж, он получил лучший подарок на финише.

– Есть визуальный контакт!

– Трансляцию с камер «Пилигрима» на экран, – в этот момент Командор Ченг единственная, кто остается сидеть. Она, и Марк Микада. Все остальные на платформе, да и, ручаюсь, по всей флотилии – стоят. Я в том числе. Я уже забыл про все предупреждения, однако единственное, на что я сейчас способен – стоять, переводя взгляд с одного экрана на другой. Сердце колотится так, будто пытается нагнать все упущенные возможности разом. Ладони вспотели. Дыхание сбилось.

Один из сегментов большого сферического монитора белеет, но уже через мгновение обращается мозаикой всех оттенков серого… Теперь мы видим это вблизи. Творение рук человеческих, потерянное в космосе, и найденное нами.