Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

М.М.: Все началось со старой фотографии… Я откопал ее в вещах родителей. Мне было лет… не знаю, восемь или девять. На фотографии какой-то парень рядом со своим мотоциклом. Облегченный до предела «Индеец»… А парень – мой пра-пра-прадед по материнской линии. Его звали Тедди Левински, он был американским поляком. И летчиком-испытателем. Гонял самолеты над пустыней Мохаве… Тогда летчики… они были другими. Настоящими сорвиголовами. Днем летали над пустыней на новых экспериментальных самолетах, а по вечерам тоже летали, но уже по дорогам на своих чоперах. Рисковые были парни. Потом это ушло, и, наверное, к лучшему. Отбор стал строже, и сорвиголовов вытеснили профессионалы, для которых риск был частью профессии, а не самоцелью. Но мой предок был из тех ненормальных парней с мотоциклами. И видимо, часть этой ненормальности передалась и мне. Само собой, большую часть времени я ее подавляю, поскольку, как правило, от меня зависит не только моя жизнь. Но бывают случаи, когда наличие или отсутствие этой ненормальности определяет на какой ступени тебе стоять, как пилоту. А я – отличный пилот. Я все жизнь этого добивался. Поэтому, когда командор Ченг велела мне готовить «Пилигрим», я был, конечно, счастлив. Но какая-то часть меня восприняла это как должное. Я заслужил это право.

Стальную поверхность блока щербят многочисленные шрамы. Его жестоко потрепало, и теперь он напоминает кусок спекшегося после удара молнии песка. Что, в общем, неудивительно, и даже вполне предсказуемо. Любая песчинка, при той скорости, какую развивали ковчеги, превращалась в таран. Новейшая тогда, и кажущаяся сегодня крайне примитивной, да и попросту опасной технология углеводородной сетки, вплавленной в титан корпуса, тем не менее худо-бедно работала. По крайней мере, наши предки долетели живыми, чему мы с вами красноречивое свидетельство. Но многие из них ощутили на себе последствия разной степени облучения. Что уж говорить о кораблях. Углеводородная сетка, не спасала от значительных внешних повреждений. Вспомните знакомые нам с детства фотографии долетевших до Спасения кораблей. Словно взяли теплый пластилин, и макнули в сахарницу. А этому блоку, помимо путешествия сквозь вселенную, пришлось проторчать черт знает сколько времени на спутнике. Который, судя по искореженной кратерами поверхности, метеориты окучивали, как постаревшие блудницы приходского священника. В общем, внешняя оболочка «Спальни» представляет из себя довольно жалкое зрелище.

– Герметизация в порядке, – сухо докладывает Микада. – Критических повреждений не обнаружено. Защитные пломбы на шлюзах не вскрыты и…

И вдруг замолкает…

– Микада? – требовательно окликает его командор.

– Виноват… Есть кое-что… странное. Сканеры фиксируют слабое электромагнитное поле. Судя по всему, внутри работает что-то из оборудования жизнеобеспечения.

По платформе проносится многоголосое сдавленное «ох». Словно баньши, вывший последние несколько часов, поперхнулся собственным воем.

– «Пилигрим» над стыковочным шлюзом. Прошу разрешения войти внутрь.

– Отказано. Запустите дронов.

– Но сэр?..

– Я приказываю запустить дронов, Микада.

– Есть… сэр.

В голосе Микады даже глухой старик с барахлящим слуховым аппаратом услышал бы нотки недовольства. Но он выполняет приказ.

М.М.: Эта штука огромная, примерно с треть нашего флагмана. И когда понимаешь, что это всего лишь один из блоков ковчега… К тому же «Спальня» выглядела как какой-то артефакт, что-то вроде сфинкса. Когда дроны провели анализ, и оказалось, что блоку всего семьдесят лет, я не хотел верить. Я знаю, что время в космосе может играть странные шутки, но… Выходит, для этого ковчега старт от поля астероидов произошел всего 68 лет назад. К тому времени новое человечество уже вовсю осваивало космос, значительно усовершенствовало двигатели разделения, научилось в течении двух лет терраформировать планеты…. Фактически, построило цивилизацию заново. И все это сделали люди, чьи предки стартовали от Солнца одновременно с этим ковчегом… Такое сложно уложить в голове.

Т.Х.: Мне показалось, ты был не очень доволен приказом пустить дронов первыми.

М.М.: Да… мальчишество. Командор была права, отдавая этот приказ. Никто не мог уверенно утверждать, что там окажется внутри.

Т.Х.: Это с точки зрения логики и профессионализма. Ну, а если отключить предохранители и высказаться начистоту?

М.М.: На чистоту… Я получил лицензию авиа-пилота в 16 лет. А в восемнадцать – право на пилотирование межпланетника. Три года работал на контейнеровозе АР-202 между Таймыром и Курахи. Туда-сюда. Почти тысячу сто дней по одному маршруту. Но для того, что бы получить право на обучение в высшей космической школе требовалось минимум три года летного опыта на межпланетниках, вариантов не было. К тому же, это не дешево. Приходилось здорово экономить, чтобы скопить нужную сумму. Потом Высшая Космическая Школа на Королёве. Это еще два года. И еще столько же, прежде чем я в первый раз получил место в конкурсе в разведку. И не прошел его. Меня обошли трое парней. Зато на следующий год я был лучшим. С тех пор: восемнадцать дальних рейдов, три из них – спасательные. Такие дела.

Т.Х.: То есть, ты всю свою сознательную жизнь искал ковчеги?

М.М.: Ну… вообще-то разведка занимается не только этим. Мы находили новые пригодные для терроформирования планеты, прокладывали маршруты, нашли с десяток колоний, образовавшихся в период экспансии, в основном – сильно деградировавшие. Но я… да, я, прежде всего, искал ковчеги. Да и почти все, кто идет в разведку. Почти все. И я имел право войти в «Спальню» первым. Это неправильно, даже глупо, но у меня это право было. Я его зарабатывал всю жизнь.

Бахрейн хмурится. Настроение у старика ни к черту, следовательно – приходится ждать песочной ярости. Не путать с песчаной бурей, которая встретила меня после возвращения. Они здесь – рядовое событие, скучное и повседневное. Сейчас речь идет о самуме. Но я уже выучил привычки старика, я знаю, что у меня есть еще пара часов до песчаного ада. Пара часов, две трети бутылки дешевого виски, и два последних патрона. Впрочем, стрелять мне больше не во что. Только что я разнес в клочья свой дорожный знак. Теперь придется украсть где-то еще один. Потому что стрелять в кактус я не могу, мы с ним поддерживаем вооруженный до зубов нейтралитет. Я не стреляю в него, а он не превращается по ночам в жуткое чудовище, и не пытается перегрызть мне глотку.