Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

И тогда я расслабляюсь, и подзываю официанта. Веселье начинается.

Под утро мы покидаем «Оливер Твист» совершенно пьяные, уставшие, и уносящие из логова дьявола портативные сканеры, которые в течении ночи аккуратно считывали данные с консольных пропусков агентов.

– Никогда столько не пил за здравие президента, – признается еле держащийся на ногах Ревущий Медведь на ступенях дома нашего братства.

– Я вообще раньше никогда не пил за здравие президента, – бормочет в ответ Молчащая Сова.

– А я пил, – говорит брат Дьякон, – за здравие президента Авраама Линкольна. Но это было очень давно. На мне была военная форма капитана северян. И я был черный.

– Ты и сейчас черный, – замечаю я.

– Да, – кивает Брат Дьякон, – но тогда в этом был смысл.

Песчаное пого затягивается. Это заставляет меня встать с насиженного стула и свериться с местным календарем. Который, к слову, не так просто отыскать. Особенно после долгого отсутствия, когда даже собственная берлога, пропахшая твоим потом и безумием, начинает казаться слегка не твоей.

В конце концов, я нахожу календарь в коробке с шахматами, где он, собственно, всегда и лежит. И да, так я и думал, на Бахрейне чертова зима. Угораздило же меня так не вовремя вернуться! Зимой у старика совсем портится характер, наверное, его мучает космический артрит. Песчаные бури могут продолжать по три дня, а однажды я видел бурю, которая продолжалась две недели. Мне потом пол дня пришлось выкапываться наружу. Зато уж у моего робота-уборщика дел появилось выше крыши. В прямом смысле слова. Мой дом превратился в чертову хоббичью нору. Разве что жратвы внутри было не так много, и ни за какие бы коврижки я не отправился тогда в поход к Одинокой Горе. Только не по зимнему Бахрейну. Без обид, чувак в дурацкой шляпе.

На всякий случай иду проверять запасы воды и алкоголя. Я могу достаточно долго обходиться без пищи. Потому что в алкоголе калорий, как у дурака фантиков. А вот без выпивки сложнее.

Итак, у меня почти тонна воды в резервуаре под домом. И полная батарея в баре. Нет только виски. Есть коньяк «Адвокат # 158», две бутылки «Клэш Ситизен Водка», целых пять бутылок какого-то вина, к которому я прикоснусь лишь в случае полного упадка морали, и литровый снаряд «Голд Ракия», подаренный мне читателями со Свята Власа. А в специальном тайнике под коробкой с дешевыми сигарами, которым лет больше чем мне, потому что я не курю сигары, спрятан пакет отличной травки, провезённой контрабандой с Нью-Гемпшира. Кстати, на Нью-Гемпшире мне довелось жить в отеле с названием «Господи Иисусе». Его хозяйка была очень набожной дамочкой, потому что никак не могла справиться с тягой к греху плоти. Отчего молилась почти так же часто, как трахалась. В конце концов, мне пришлось оттуда сбежать. Но я успел прихватить с собой травку.

Таким образом, моих запасов вряд ли хватит на ядерную зиму, но трое суток самума я выдержу почти без потерь. Успею заняться статьями, если, конечно, самум не обрушит в очередной раз консольную связь.

Впервые с тех пор, как мы убрались с захлебывающейся в ядовитой атмосфере Земли, бьющейся в конвульсиях после ядерных взрывов, плюющейся сукровицей из заводских труб и исходящей трупными парами в расовых, религиозных и интеллектуальных гетто. Впервые с тех пор, как пронзив пространство, мы высадились на покрытой льдами планете Спасение и едва не загнулись в холодных лапах вечной зимы. Спустя многие годы, спустя четыре поколения, после семи найденных полностью или фрагментами мертвых кораблей. После того, как люди снова почувствовали, что они больше не вымирают, что в ближайшее время человечество продолжит существовать. Впервые с тех пор, как дальняя разведка отправилась на поиски пропавших кораблей.

НАШЛИ ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА!

И это все, что мне известно. Потому что больше мне ничего не говорят.

Меня больше не пускают на мостик. Меня даже на рейдеры больше пускают. И после того, как я попытался поговорить с десятком человек, каждый из которых очевидно не горел желанием говорить со мной, я вдруг обнаружил одним пустым вечером одного пустого дня на своем пороге саму командора Чанг, сверкающую погонами, гневом и ослепительной красотой. Командор велела мне сидеть тихо, не путаться под ногами у ее людей и вообще не высовывать без необходимости носа из каюты.

Я должен был смолчать! Но я не смолчал. Я сказал:

– Командор, вы не можете поступить так со мной. Я покинул не только родной дом, я покинул чертову вселенную, обжитую людьми ради этого момента. Я бросил все. Только ради вот этой минуты. А теперь вы запираете меня в каюте?

– Да, – сказала Командор Чанг и, печатая шаг, удалилась прочь по коридору.

Я уже упоминал, что у командора Абигейл Чанг великолепная задница? Так вот, представьте мое состояние, если я даже не обратил внимания на этот выдающийся элемент дальней разведки человечества. Я готов был зарыдать, если бы смог вспомнить, как это делается. Но я давно забыл про слезы, долгая жизнь с бесчувственными животными, называющими себя людьми приучила меня к тому, что чертова галактика не верит в слезы. Она вообще мало во что верит, поскольку является циничной и равнодушной сукой. Галактика, эй! Ты сука! Это говорю тебе я, Том Хант, запертый в каюте засранец, которому показали то, ради чего он пропахал половину вселенной, а потом захлопнули дверь перед самым носом. Я имею право говорить такое, потому что, похоже, ни на что другое прав я не имею. Весь монолит демократии рассыпается мелким гравием под каблуками ледяного тирана с лучшей в тебе, галактика, задницей! А я могу только орать.

И еще пить. Почему бы нет? Почему бы черт возьми и не напиться?

Зачем я вообще отправился в этот полет? Я расскажу. Я сидел в освещаемом уличной рекламе холле гостиницы «Мариот-Коупленд», допивал последние капли «Индюшки» из пластиковой фляжки с надписью «Charlie Don`t Surf» на левом борту и тоскливо размышлял о том, что в ближайшее время мне придется отправиться на футбольный полуфинал, где «Тукомские Пожиратели» неизбежно надерут все одиннадцать задниц «Мукденским Доджерсам». Придется сидеть в провонявшей кислым вином, потом и табаком ложе для прессы и наблюдать, как беснуется человеческое племя, роняя остатки цивилизованности на трибуны гигантского стадиона «Ориентал Стадиум». Меня будут пичкать кофе, сваренным на песке. Людей будет тошнить на ступени. Они будут мочиться в переходах и устраивать драки на стоянках. Мне, скорее всего, придется облить кого-нибудь слезогонкой, а если не придется, я сделаю из принципа, поскольку толпа, собирающаяся на матчах ФЛЧ глубоко мне отвратительна. Отвратительна настолько, что не будь я ленивой свиньей, давно бы заложил бомбу прямо в мужском туалете и очистил человечество от сотни безусловно худших его представителей.