Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

Но я хочу рассказать о другом. О том, что не вошло в «Великую Летопись Огненного Братства». Отчасти, потому что финал был не то чтобы веселым, а отчасти – потому, что брат Дьякон был в тот момент в тотальной отключке и спорил на наркоманском волапюке с уродливым кактусом на подоконнике космопорта.

Мы только что получили свои дипломы, устроили финальную подпольную пьянку и были, наконец, застуканы фашистами в полицейских мундирах. После тщательного обыска с применением – внимание! – военных дронов (а тогда это было нормальной практикой в студенческих городках) они смогли отыскать тайник, в котором мы хранили самогонный аппарат. Только чудом там уже не оставалось наркотиков. И, слава Богу, украденные пропуска, украденная полицейская форма, накопители с компрометирующими фотками на половину ублюдков в скучных костюмах и прочие пиратские сокровища, а так же вся коллекция порнографии и так называемой экстремистской литературы были зарыты во дворе братства и их не нашли. Представляю, на сколько бы все это потянуло.

Собственно, на этом история моей Сигмы и закончилась. Братство расформировали. Но, поскольку официально мы не выдвигали громких политических требований, а всего лишь нарушили дисциплинарный устав Университета, к тому же, будучи уже его официальными выпускниками, нас посчитали просто хулиганьем, и поторопились вышвырнуть с планеты, не дожидаясь выпускного бала. Последнее особенно огорчало, поскольку мы заготовили немало кислоты, которую намеревались во время бала влить в пунш.

И вот мы стояли у дверей аэропорта, а приставленный к нам на всякий случай незаметный человек тщательно разглядывал нас из-под идиотской шляпы и делал вид, что он просто прогуливается на ледяном ветру в пять часов утра у черта на куличках. Брат Дьякон, наговорившись с кактусом, дремал на асфальте, в обнимку с консолью, хранящей скрижали с нашими подвигами. Ледяной ветер заставлял нас дрожать. А небо было мрачным и не обещало ничего хорошего.

– Вы можете поверить, что все закончилось? – тихо спросил тогда Молчащая Сова.

– Не думаю, что все закончилось, – ответил мудрый Ревущий Медведь. – Просто стало другим. С этой самой минуты мы стали взрослыми, чуваки.

– Ну, – скорее из принципа возразил я, – мы еще кое-что можем и кое-что сделаем. Мы же не старики. Нам всего по 22 года!

– Сделаем, это точно, – кивнул Ревущий Медведь, – но вот можем ли… Могут они, – он кивнул на притихший студенческий городок, – они сила, топливо. А мы всего лишь поршни. Если смогут они, сделаем и мы. А если нет… Вот в чем фишка, парни. Вот в чем гребанная правда.

Сигнал о посадке прервал наш разговор, и мы отправились туда, где играли совсем по другим правилам. Довольно скучным, кстати. А, как известно, какие правила, такая и игра.

Конечно, Ревущий Медведь здорово перегнул тогда палку. 22 года это далеко не тот возраст, когда все уже позади. А если все называть своими именами, то это был обычный пафосный поклон юношескому максимализму, алкоголю в крови и, пожалуй, общей атмосфере момента.

Но эти его слова глубоко запали мне в мозг, и правды в них больше, чем во всем, что я успел написать в своих блогах. Как ни крути, а люди, играющие в веселую игру молодости, у которой порою и вовсе отсутствуют правила, это мотор нашей кашляющей машинки и те самые досадные вещества, которые порою начисто парализуют тормоза, заставляя ее лететь на всех парах в будущее. А все остальные – это только ржавый корпус, просиженные кресла и грязные лобовые стекла. Короче, все, что на виду, но при этом не имеет никакого отношения к движению.

Старик Бахрейн гневался двое суток. Это не рекорд, но когда он, наконец, заткнулся, и я смог выбраться наружу, мой дом напоминал черепаху, зарывшуюся в песок и забывшую, как ходить. После 48 часов бури, тишина звенела. И я с удовольствием выпустил последние патроны в желтый от еще не осевший пыли небосклон. А потом мой старенький «Линкольн Оверграунд», прочихавшись, потащил меня в сторону аэропорта, потому что моя консоль приказала долго жить. То ли обнюхалась желтой пыли, то ли я напрасно в припадке клаустрофобии, когда вдруг стало казаться, что заточение уже никогда не кончится, а алкоголь напротив, заканчивался куда скорее ожидаемого, пытался выйти на сервер Министерства Чрезвычайных Ситуаций и вызвать спасателей для собственной эвакуации. Короче, черт его знает, что произошло, но консоль укрылась синим экраном смерти, который вместе с политикой, деньгами, отсутствием вкуса и прочими ненужными вещами человечество приволокло с собой на другой конец вселенной. Как говорил когда-то мой друг Ревущий Медведь: «Скажи мне, какие у людей ценности, и я скажу, стоит ли об этих людях говорить».

Так вот, мой старенький «Линкольн Оверграунд» потащил меня в сторону космопорта, и автоматические нефтяные вышки кивали мне вслед. Воздух постепенно светлел, я почти перестал затравленно оглядывать горизонт в поисках корабля МЧС. Впереди вырастал из барханов оазис Лейла и ослепительно сияющий солнечными батареями. В моем багажнике в этот раз ничего не было, а в бардачке громыхала пустая на две трети фляга водки, да в зубах медленно тлел косячок с Нью-Гемпшира, просто чтобы расслабиться. За спиной лениво катилось к горизонту солнце, и, в общем, я ничего особенного не ждал в этот день.

В космопорте было безлюдно, как в музее, из которого только что выкрали все экспонаты, кроме банкомата, нескольких эргономических кресел, от которых всегда болит спина и двух-трех нефтяников, не выспавшихся, не приветливых и кажется ищущих повода навалять какому-нибудь идиоту в гавайской рубашке, пижонской панаме и очках. Так что я нырнул в коридор, где, помимо прочего, располагался единственный офис моего консольного оператора. Парнишка лет 20, обладающий выдающейся россыпью вулканических прыщей, в течении пяти минут вскрыл мою консоль, пропылесосил изнутри и собрала обратно, после чего та заработала снова. И тут же посыпались письма и сообщения о пропущенных звонках.

Звонил с Джетро-Талла Ревущий Медведь. Звонил из Коммуны Трехтысячников Молчащая Сова. Написал мой агент, интересуясь, действительно ли существует рукопись этой самой книги, или я снова написал ему, находясь в неадекватном состоянии. Прислал короткое и гневное письмо другой мой агент, требуя новую статью и выделяя болдом, подчеркивая, и заставляя коситься буквы в слове «DEADLINE». Звонили и писали друзья, знакомые, репортеры, которые любят брать интервью у репортеров, какие-то чуваки из консольных таблоидов, умоляя дать им эксклюзив о полете с Дальней Разведкой, Радикальные Кто-то там, обещая взорвать меня и мой дворец (клянусь, там было слово «дворец»), какие-то парни с какой-то киностудии чтобы обсудить какой-то фильм, и еще примерно 20–30 человек, которые выяснили, что моя задница больше не болтается по дальним просторам вселенной, а благополучно вернулась домой. Я удалил к чертовой матери все это барахло, оставив только упоминания о звонках Ревущего Медведя и Молчащей Совы, и направился было в обратный путь, когда консоль выкрикнула прокуренным голосом Дэны Фучс ее коронное «Look Out!», сообщая о том, что пришло еще одно письмо. Я автоматически бросил взгляд на экран и увидел имя Абигейл.