Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Он смотрел на мир чужими глазами, ощущал свое тело, но не владел им. Сидя на корточках среди валунов на безжизненном склоне горы под палящим солнцем, тот, кому принадлежали эти глаза, с презрением смотрел на незавершенные строения внизу. Руидин, это, конечно же, был Руидин. «Нет! Не так. До завершения еще далеко. Это Руидин, только не скрытый пеленой тумана, и строительство его только начато». Он – Мандейн, вождь септа, хотя ему минуло всего сорок лет. Сначала он смотрел на себя будто со стороны, но потом понял: он – Мандейн.

– Ты должен согласиться, – сказала Сиэлдра, но он ее не слушал, мысли его были о другом.

Интересно, как Дженны ухитрялись добывать воду из недр и заполнять ею огромные каменные бассейны? И эти люди расхаживали с таким видом, будто вода не имела никакой цены, а между тем он не раз вступал в смертельную схватку лишь за глоток. Внизу поблескивал на солнце странный лес из стекла, а рядом с ним высилось дерево не ниже трех спанов – самое высокое, какое он видел в жизни. Каменные строения внизу, когда их достроят, запросто вместят целый холд. Да что холд – целый септ. Это казалось безумием, ведь Руидин невозможно оборонять. Но с другой стороны, кому придет в голову напасть на Дженнов? Их сторонились и избегали, как те избегали пропащих – потерянных, кто скитался в поисках песен, которые, по их верованиям, должны были вернуть минувшие блаженные дни.

Из Руидина к горе по извилистой тропе двигалась процессия – несколько дюжин Дженнов и два паланкина, каждый из которых несли восемь мужчин. На любой из этих паланкинов ушло больше дерева, чем потребовалось бы на десяток кресел, полагавшихся вождю. Поговаривали, что среди Дженнов все еще есть Айз Седай.

– Ты должен согласиться на все, что они потребуют, муж мой, – говорила ему Сиэлдра.

Он посмотрел на нее. Ему очень хотелось погладить ее длинные золотистые волосы и увидеть улыбку, с которой она когда-то положила к его ногам свадебный венок и попросила взять ее в жены, но сейчас она была слишком обеспокоена и серьезна.

– Явятся ли другие? – спросил он.

– Явятся многие. Во всяком случае, большинство. Во сне я говорила с моими сестрами – все мы видели один и тот же сон. Те вожди, которые не придут, и те, которые не согласятся… Мандейн, они погубят свои септы. Через три поколения они станут прахом, о них не останется даже памяти, а все, чем они владеют, их холды и скот, перейдет к другим септам.

Ему не нравилось, что она встречается с Хранительницами Мудрости других септов, пусть даже во сне, но он знал, что сны Хранительниц правдивы – если они знают, как их истолковать.

– Оставайся здесь, – попросил он жену. – Если я не вернусь, помоги нашим сыновьям и дочерям сохранить септ.

Она коснулась пальцами его щеки:

– Я все сделаю, о прохлада моего сердца, но помни: ты должен согласиться.

Мандейн дал знак, и за ним, припадая к земле, от валуна к валуну, вниз по склону устремилась сотня воинов, незаметных в своей серо-бурой одежде даже для наметанного ока вождя. Их лица скрывали вуали, а копья и луки они держали наготове. За ним последовали только мужчины – всех женщин, владевших копьем, Мандейн оставил с Сиэлдрой. Он знал: случись беда, жена может предпринять безумную попытку спасти его, и мужчины, понятное дело, не останутся в стороне. Не то женщины: хочет она или нет, они заставят ее вернуться в холд – во имя спасения холда и септа. Во всяком случае, он на это надеялся, хоть и знал, что женщины подчас способны на безрассудство и могут рассвирепеть не хуже любого мужчины.

Приметив, что вышедшая из Руидина процессия остановилась на высохшем глинистом плоскогорье, он велел своим людям оставаться на месте, а сам опустил вуаль и пошел дальше. По обе стороны от него с горы, по выжженному солнцем склону, спускались клановые вожди. Сколько их – пятьдесят? Сотня? Многих из тех, кого он рассчитывал увидеть, здесь не было. Сиэлдра, как всегда, оказалась права – далеко не все прислушались к совету Хранительниц Мудрости. Среди вождей были и те, кого он никогда прежде не встречал, и те, с кем не раз вступал в смертельную схватку. Хорошо хоть никто из них не закрыл лица вуалью. Убить человека в присутствии кого-то из Дженнов считалось почти столь же тяжким проступком, как и убить одного из Дженнов. Хотелось бы надеяться, что все вожди помнят об этом, ибо любое неосторожное движение могло повлечь за собой кровопролитие. Все вожди привели с собой воинов, и при малейшей угрозе те ринутся с горы в бой, и сухая глина размякнет от крови. В любой момент и его самого могут пронзить копьем.

И пусть сотня опасностей угрожала ему со всех сторон, а потому нужно было смотреть в оба, он не мог не задержать свой взор на Айз Седай, восседавших в богато украшенных резьбой деревянных паланкинах, которые носильщики бережно поставили на землю. Волосы у Айз Седай были седыми, почти прозрачными, но лица – гладкими, лишенными морщин; а кожу, как казалось, мог порвать сильный порыв ветра. Он слышал, что годы не властны над Айз Седай. Интересно, сколько лет этим двум? Что они видели? Может быть, помнят те времена, когда его дед Комран впервые обнаружил стеддинг у Драконовой Стены и завязал торговлю с огирами? А может, им довелось видеть Родрика, деда Комрана, возглавившего поход против одетых в железные рубахи людей, вторгшихся из-за Драконовой Стены? Айз Седай обратили на него взор своих глаз: у одной они были ярко-голубые, у другой очень темные – Мандейн вообще впервые в жизни видел темные глаза, – и ему показалось, что их взгляды проникают в его самые сокровенные мысли. Вождь понял, что отмечен ими, хотя и не знал почему. Ему стоило усилий отвести глаза в сторону – взгляды Айз Седай, знавших его лучше, чем он сам, не отпускали от себя.

Из рядов Дженнов выступил рослый, слегка сутулившийся, худощавый седовласый мужчина, а по обе стороны от него – две женщины с седеющими волосами, глубоко посаженными зелеными глазами и одинаковой манерой склонять набок голову. Они были так похожи, что вполне могли оказаться сестрами. Остальные Дженны с беспокойством уставились себе под ноги, но эти трое смотрели прямо на вождя.

– Мое имя – Дэрмон, – глубоким и звучным голосом произнес мужчина. Взор его голубых глаз был столь же тверд, как и у любого из Айил. – А это Мордэйн и Нарисс, – сказал он, указывая на женщин. – Мы будем говорить с вами от имени Руидина и Дженн Айил.

По рядам вождей пробежал возмущенный ропот. Большинство из них, как и сам Мандейн, не признавало Дженнов как Айил.

– Зачем вы призвали нас сюда? – спросил Мандейн, хоть и нелегко ему было признать, что он явился, подчинившись приказу.

Дэрмон ответил вопросом на вопрос:

– А почему вы не носите мечей?