Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Перрин оскалился и зарычал. Он ненавидел троллоков как кровных врагов своего племени, но Нерожденный… Стоило умереть ради того, чтобы убить Нерожденного! «Чтобы вонзить клыки ему в горло!..» Ничуть не заботясь о том, что он может угодить под стрелы Байн и Чиад, Перрин направил коня прямо на мурддраала, заходя врагу за спину. Жеребец противился, и его приходилось понукать поводьями и коленями. В последний момент Нерожденный, не обращая внимания на копье Гаула, пронзившее его со спины насквозь, так что наконечник высовывался чуть ниже горла, резко развернулся навстречу Перрину и устремил на юношу взор, который вселяет страх в человеческие души, но отразить удар не успел. Тяжелый молот размозжил безглазую голову.

Даже упав и оставшись фактически без головы, мурддраал продолжал биться, бесцельно размахивая выкованным в Такан’даре клинком. Ходок, нервно подрагивая, прянул назад. Неожиданно Перрин почувствовал себя так, будто его обдали ледяной водой. Эта черная сталь наносит раны, Исцелить которые не в силах даже Айз Седай, а он, дурак, лез напролом, да еще и собирался вцепиться этому чудищу зубами в горло. «Зубами? Свет, я должен держать себя в руках! Должен!»

Тонкий слух Перрина позволял ему слышать доносившиеся из темноты, с дальнего конца острова, приглушенные звуки – клацанье копыт, топот сапог, тяжелое дыхание и голоса. Там прятались уцелевшие троллоки. Жаль, что они не были связаны с мурддраалом и не погибли вместе с ним, однако можно было надеяться, что без Исчезающего они не станут рваться в бой. Троллоки не отличаются храбростью и предпочитают убивать беззащитных, а не сражаться с противником, способным дать отпор. Но если их много, они и без мурддраала могут напасть, надеясь на численное превосходство.

– Врата! – крикнул Перрин. – Скорее к Вратам! Надо выбраться отсюда, прежде чем троллоки соберутся с духом и решат, что смогут справиться с нами и без этой твари. – Он указал окровавленным молотом на труп мурддраала.

Фэйли, не говоря ни слова, тронула поводья и развернула Ласточку. Потрясенный ее сговорчивостью, Перрин не удержался и спросил:

– Ты что, и спорить не будешь?

– Зачем, если ты дело сказал, – резко ответила девушка. – Лойал, мы идем?

Огир, восседая на своем мохнатом коне, двинулся впереди. Фэйли последовала за ним, а Перрин на Ходоке прикрывал их сзади, держа наготове молот. Гаул и Девы с натянутыми луками шли по обе стороны отряда.

Позади раздавались топот и голоса, язык был слишком грубым, чтобы его можно было принять за человеческую речь. Троллоки не отставали, хотя и не решались пока еще ринуться в атаку. Топот делался все слышнее, троллоки явно набирались духу, и Перрину приходилось пятиться верхом на коне, чтобы в случае нападения встретить врага лицом.

И тут его охватил леденящий ужас. Юноша услышал звук, напоминавший шуршание шелка. Он приближался, становясь все явственней и громче, и теперь походил на доносившееся издалека дыхание гиганта: вдох – выдох, вдох – выдох…

– Скорее! – закричал Перрин. – Скорее наружу!

– Да! – рявкнул Лойал. – Я уже… Что такое? Это… Да осияет Свет наши души и да укроет нас длань Творца! Открывается. Открывается! Я – последний. Выходите! Быстро! Но не слишком… Фэйли, нет!..

Перрин рискнул оглянуться через плечо. Створки ворот из словно оживших листьев раскрывались, и в проеме, будто сквозь задымленное стекло, показались очертания гор. Лойал спешился, чтобы открыть Врата, отделив лист Авендесоры; Фэйли держала поводья вьючных лошадей и огирского жеребца. Торопливо бросив: «За мной! Быстро!» – девушка ударила Ласточку по ребрам, и тайренская кобыла рванулась в проем.

– За ней! – крикнул Перрин Гаулу и Девам. – Скорее за ней! Против этого врага вы бессильны.

Девы не заставили упрашивать себя. Гаул, прежде чем двинуться к Вратам, взял под уздцы вьючную лошадь Перрина.

Подъехав вплотную к Лойалу, юноша спросил:

– Сможешь ты их как-нибудь закрыть? Запереть снаружи?

К глухому гортанному ропоту позади примешалась изрядная толика страха – троллоки тоже распознали, что означает приближающийся ветер. Мачин Шин надвигался. Чтобы остаться в живых, надо убраться из Путей.

– Да, – ответил огир, – смогу. Но иди, не задерживайся. Мешкать нельзя!

Перрин торопливо двинул Ходока к Вратам и вдруг, не успев понять, что делает, запрокинул голову и завыл с вызовом и презрением. «Глупо, глупо, совсем глупо!» Он заставил Ходока пятиться к проему. Отступая, Перрин продолжал всматриваться во мрак, каждый миг ожидая нападения. Но тут мороз пробрал его до костей, время словно растянулось, и… он почувствовал толчок, будто резко остановился во время бешеной скачки. Врата были пройдены.

Айильцы уже занимали позиции на склоне среди невысоких кустов и корявых горных деревьев, кривых сосен, елей и болотного мирта, готовясь встретить появившихся из Путевых Врат врагов стрелами. Фэйли пыталась подняться на ноги – при выходе она свалилась с седла. Предупреждали же ее, что, проходя Врата, нельзя торопиться и нестись галопом. Хорошо хоть шею себе не сломала, да и Ласточке тоже. Высокого коня Лойала и вьючных лошадей била дрожь, как будто их между глаз ударили. Перрин открыл было рот, но, встретившись с Фэйли глазами, счел за благо вообще промолчать и только поморщился.

Неожиданно из тускло-серебристого зеркала вылетел Лойал и кубарем покатился по земле. Следом высунулись морды двух троллоков, но, прежде чем эти твари успели выскочить наружу, зеркальная поверхность покрылась рябью, а затем запузырилась и потемнела, облепляя баранье рыло с рогами и орлиный клюв в перьях густой клейкой массой.

В голове Перрина, в самом мозгу, зазвучали голоса – тысячи безумных голосов, твердящих на все лады: Кровь! Кровь! Горькая кровь. Кровь и кости. Пить кровь, сокрушать кости! Мо-о-о-озг! Горький мозг! Сладкие вопли! Поющие вопли! Нежные души, едкие души! Пожрать души! Бо-о-оль! Как сладостна боль! И так без конца, снова, снова и снова.

Визжа и корчась, троллоки бились в сгущающейся кипящей тьме, но, как ни старались вырваться, их засасывало все глубже и глубже. Осталась лишь одна судорожно хватавшая воздух когтистая волосатая лапа, затем исчезла и она. Клокочущий мрак вспучился, жадно вздувшись пузырем, но тут с обеих сторон появились створки, они заскользили, смыкаясь, оттесняя тьму, вдавливая ее внутрь, и наконец соединились. Голоса в голове Перрина мгновенно смолкли. Лойал быстро кинулся к Вратам, и они приобрели свой обычный вид – превратились в стоящую на поросшем редким леском склоне часть украшенной причудливым растительным орнаментом каменной стены. За одним исключением – среди множества листьев и вьющихся растений огир поместил на одному ему ведомые места не один каменный лист Авендесоры, а два. Второй трилистник был снят им с внутренней стороны Врат.