Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Фургон и впрямь напоминал маленький домик – на двух крохотных окошках даже висели бледно-розовые занавески. Перрин лежал навзничь, уставясь в потолок. Лудильщики и внутри разукрасили фургон по-своему: лакированный потолок был небесно-голубым, а стенные шкафы – желтыми и зелеными. Фэйли расстегнула его пояс и, пока Ила рылась в одном из шкафов, отложила в сторону топор и колчан. Перрин казался безучастным ко всему.

– Всякого можно застать врасплох, – произнес Айвон. – Пусть это послужит тебе уроком, но не принимай случившееся слишком близко к сердцу. Даже Артуру Ястребиное Крыло случалось проигрывать битвы.

– Артур Ястребиное Крыло… – Перрин попытался рассмеяться, но смех превратился в стон. – Да, я уж точно не Артур Ястребиное Крыло…

Ила сердито посмотрела на Стража, точнее, на его меч, похоже вызывавший у нее еще большую неприязнь, чем топор Перрина, и подошла к постели с ворохом сложенных тряпиц. Откинув полу рубахи, она взглянула на обломок стрелы и нахмурилась:

– Боюсь, его нелегко будет удалить. Слишком глубоко засел.

– Наконечник зазубренный, – невозмутимо заметил Айвон. – Троллоки редко используют луки, но если стреляют, то стрелы у них всегда с зазубренными наконечниками.

– Ну-ка выйди, – решительно заявила Ила, обернувшись к Стражу. – И ты, Райн, тоже. Уход за ранеными не мужское дело. Проверь лучше, поставил ли Моши новое колесо.

– Хорошая мысль, – отозвался Райн, – возможно, завтра мы уже тронемся в путь. В прошлом году нам пришлось поездить, – добавил он, обращаясь к Перрину. – Нелегко было. И в Кайриэн мотались, и в Гэалдан возвращались, и в Андор… Да, наверное, завтра тронемся.

Когда за ним и Айвоном затворилась красная дверь, Ила обеспокоенно повернулась к Фэйли:

– Если наконечник зазубренный, вряд ли я сумею его извлечь. Коли другого выхода нет, придется попробовать, но лучше бы отыскать поблизости кого-нибудь более сведущего во врачевании…

– В Эмондовом Лугу наверняка такой найдется, – ответила Фэйли, – но не опасно ли оставлять обломок до завтра?

– Думаю, всяко опаснее вырезать его, не имея опыта. Пожалуй, дам я ему чего-нибудь, чтобы унять боль, и примочку сделаю, а то вдруг рана загноится.

– Эй! – обратился к женщинам Перрин, сверля их взглядом. – Вы обо мне, случаем, не забыли? А то я ведь здесь! Говорите со мной!

Обе обернулись к нему.

– Не давай ему шевелиться, Фэйли, – заявила Ила. – Языком пусть болтает, но не двигается, а то рану растревожит.

– Уж об этом я позабочусь, – заверила ее Фэйли.

Когда с него стягивали кафтан и рубаху, Перрин стиснул зубы, чтобы не застонать. Однако раздеть его было необходимо. Он чувствовал себя слабым и податливым, как худшее сварочное железо, готовое согнуться при малейшем усилии. Обломок черного дерева в четыре дюйма длиной торчал над его последним ребром из рваной, покрытой коркой запекшейся крови раны. Потом женщины заставили его опустить голову на подушку: мол, нечего разглядывать рану. Фэйли промыла ее, а Ила в ступе из гладкого серого камня – пожалуй, в стане Лудильщиков только этот предмет и не был выкрашен в яркие цвета – растерла пестиком какие-то травы. Снадобьем щедро обмазали рану вокруг стрелы и наложили поверх повязку.

– Мы с Райном сегодня заночуем под фургоном, – сказала Ила, вытирая руки. Бросив на Перрина еще один взгляд, она горестно покачала головой. – Когда-то я верила, что в конце концов он обратится на Путь листа. Такой был добрый парнишка.

– Путь листа не для всех, – мягко заметила Фэйли, но Ила вновь покачала головой.

– Для всех, – возразила она так же мягко, но с легкой грустью, – жаль только, что не все это понимают.

Она вышла. Фэйли присела на краешек постели и утерла Перрину лоб сложенной тряпицей. Кажется, он почему-то сильно потел.

– Я совершил непростительную ошибку, – пробормотал юноша. – Да что там непростительную, это мягко сказано. Я и слов-то подходящих не подберу…

– И нечего подбирать, – решительно перебила его Фэйли. – Ты делал то, что считал правильным. То, что было правильным тогда. Я до сих пор в толк не возьму, как эти троллоки подобрались к нам сзади. И Гаула провели, а уж он-то всегда знает, откуда ждать врага. Айвон прав, Перрин. Тебя застали врасплох, но такое со всяким могло случиться. Зато ты собрал нас всех вместе и вывел из лесу.

Перрин покачал головой, отчего боль в боку стала еще сильнее.

– Это Айвон нас вывел, а я… Я понапрасну погубил двадцать семь человек, – с горечью произнес он и попытался приподняться и заглянуть ей в глаза. – Некоторые из них были моими друзьями, Фэйли. И они погибли по моей вине…

Фэйли взяла его за плечи и насильно уложила обратно. Это далось ей легко, – видать, он вконец обессилел.

– Лежи, лежи, хватит того, что завтра утром придется снова сажать тебя в седло, – твердо сказала она, вглядываясь ему в лицо. – И учти: это ты нас вывел, а не Айвон. Ему, кажется, ни до кого из нас, кроме тебя, и дела-то не было. Если бы не ты, здешние парни разбежались бы кто куда и угодили прямо в лапы троллоков. Чужак вроде Айвона не сумел бы собрать и удержать их вместе. Что же до твоих друзей… – Вздохнув, она снова уселась на край постели. – Перрин, мой отец всегда говорил, что полководец может или думать о живых, или оплакивать мертвых, но никак ни то и ни другое одновременно.

– Но я-то не полководец, Фэйли. Я всего-навсего кузнец, возомнивший, что он имеет право ради справедливого возмездия рисковать чужими жизнями. Я по-прежнему хочу отомстить, но не желаю, чтобы за мои ошибки расплачивались другие.

– Ты думаешь, троллоки уйдут отсюда лишь оттого, что ты счел свои побуждения недостаточно чистыми? – Горячность в ее голосе заставила Перрина приподнять голову, но девушка бесцеремонно уложила его обратно. – Оттого, что тебя мучают угрызения совести? Они от этого злобы лишатся? Тебе что, требуются более основательные причины, чтобы бить троллоков? Знаешь, что еще говорил мой отец? Худшее, что может совершить полководец, – это покинуть доверившихся ему людей. Такое хуже любого поражения.

Послышался стук, и в дверь просунулся стройный красивый молодой Лудильщик в красно-зеленом полосатом кафтане. Он одарил Фэйли очаровательной белозубой улыбкой и лишь потом взглянул на Перрина:

– Дед сказал, что это ты к нам наведался. А Эгвейн говорила, что она из этих краев. Вот я и подумал: а вдруг… – Неожиданно он нахмурился, осуждающе глядя на Перрина. – Вот оно что. Твои глаза. Вижу, ты все-таки последовал за Илайасом и стал водиться с волками. Я так и думал. Уверен был, что ты никогда не обратишься на Путь листа.

Этого малого, по имени Айрам, внука Райна и Илы, Перрин знал и не слишком жаловал – улыбался тот совсем как Вил ал’Син. Поэтому он сказал: