Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Краешком глаза Перрин приметил, что лист Авендесоры неожиданно появился на своем месте с внутренней стороны, и отпрянул назад. Он успел вовремя – Путевые Врата закрывались. Кто-то вышел оттуда или зашел туда. Кто-то – или что-то. «Вышел. Должно быть, вышел». Перрину даже думать не хотелось о том, что в Двуречье, возможно, только что добавилось троллоков и Исчезающих. Врата закрылись, створки сомкнулись, превратившись в резную каменную стену.

Неожиданно почувствовав, что за ним следят – это ощущение возникло само собой, неизвестно откуда, – Перрин прыгнул. Все вокруг расплылось, и он едва успел увидеть, что там, где он только что стоял, промелькнуло нечто черное. Приземлившись на дальнем склоне, Перрин не задумываясь прыгнул снова, из Манетеренской долины в густой высокий ельник, и снова, и снова. Он мчался, пытаясь на бегу восстановить в памяти то, что случилось у Врат, тот черный прочерк. С какой стороны летела стрела, под каким углом… Стало быть, стрелявший находился…

Последним прыжком Перрин вернулся на склон долины над погребенным Манетереном и припал к земле среди кривых сосенок, держа наготове лук. Та стрела была пущена снизу, из-за валунов и корявых деревьев. Губитель таился где-то внизу. Он должен быть внизу…

Не размышляя, Перрин отпрянул – горы расплылись серыми, бурыми и зелеными пятнами.

– Опять! – прорычал Перрин. Он едва не повторил свою ошибку. Опять, как и тогда, в Мокром лесу, решил, что враг будет дожидаться там, где ему, Перрину, угодно.

На этот раз он мчался изо всех сил, надеясь, что противник не успел его заметить. Всего тремя молниеносными прыжками одолев расстояние до Песчаных холмов, Перрин сделал широкий круг и вернулся на тот же склон, но выше, туда, где воздух был разреженным и холодным, а немногочисленные деревца, похожие скорее на кусты, росли шагах в пятидесяти одно от другого. Выше того места, откуда вылетела стрела и где мог таиться в засаде невидимый враг.

И там, в сотне шагов ниже по склону, Перрин увидел того, кого искал. Высокий темноволосый человек в темном кафтане припал к земле рядом с гранитным валуном величиной со стол. Держа в руках наполовину натянутый лук, он терпеливо изучал склон. Впервые Перрину удалось рассмотреть врага как следует – для волчьих глаз сто шагов не расстояние. Губитель был в темном, с высоким воротом кафтане, какие носят жители Порубежья, а лицом удивительно напоминал Лана – словно это был его родной брат. Но Перрин знал, что у Стража нет братьев, да и вообще никаких родичей нет. Выходит, этот Губитель из Порубежья. Может, он шайнарец? Хотя нет, те обычно обривают голову, оставляя лишь прядь на макушке, а у этого волосы длинные, перехваченные кожаным ремешком, как у Лана. Но он не мог быть малкири. Никого из малкири не осталось в живых – никого, кроме Лана.

Впрочем, откуда бы ни был Губитель родом, Перрин не испытывал угрызений совести, целясь ему в спину. Этот человек сам пытался убить Перрина из засады и едва не преуспел. А выстрел сверху вниз всегда непрост.

То ли Перрин слишком долго целился, то ли враг почувствовал на себе его холодный взгляд, но неожиданно Губитель метнулся в сторону, расплылся в пятно и исчез на востоке.

Выругавшись, Перрин бросился вдогонку. Три шага – и он у Песчаных холмов, еще один – в Западном лесу. Губитель будто затерялся среди дубов, миртов и густого подлеска.

Перрин замер и прислушался. Тишина. Смолкли даже белки и птички. Он потянул носом – в воздухе висел запах недавно прошедшего маленького оленьего стада, а еще другой, едва ощутимый – напоминающий человеческий, но слишком холодный, бесчувственный и неуловимо знакомый. Губитель был где-то рядом. Но в лесу тихо, не было даже ветерка, который подсказал бы, откуда этот запах исходит.

– Ловко ты придумал, Златоокий, запереть Путевые Врата.

Перрин напряг слух. Невозможно было понять, из какого уголка чащобы доносится этот голос. Нигде даже лист не шелохнулся.

– Если бы ты знал, сколько отродий Тени погибло, пытаясь вырваться здесь из Путей, тебя бы это порадовало. Мачин Шин пировал у этих ворот, Златоокий. Ловко придумал, да не очень. Ты сам видел: врата-то снова открыты.

Кажется, голос доносился справа. Перрин бесшумно, как на охоте, заскользил между деревьями.

– Поначалу троллоков здесь было всего несколько сотен, Златоокий. Их вполне хватало, чтобы держать в напряжении этих глупцов в белых плащах и чтобы карать смертью всех отступников. – В голосе Губителя послышался гнев. – Поглоти меня Тень, если тот человек не столь же везуч, что и Белая Башня. – Неожиданно он издал смешок. – Но ты, Златоокий, явился так неожиданно и так кстати. Кое-кто мечтает увидеть твою голову насаженной на пику. Теперь твое драгоценное Двуречье прочешут от края до края, но тебя рано или поздно выкорчуют с корнем. Что ты на это скажешь, Златоокий?

Перрин замер возле толстого, узловатого ствола громадного дуба и, холодея, всматривался в лес. Почему этот человек так разоткровенничался? Почему вообще заговорил? «Да он просто подманивает меня!»

В лесу по-прежнему не было никакого движения.

«Губитель хочет, чтобы я подошел поближе, чтобы угодил в западню, это ясно. А я хочу добраться до него и вцепиться ему в глотку». Однако Перрин вполне может и сам погибнуть, и если это случится, то никто не узнает, что Путевые Врата открыты и через них сотнями, а то и тысячами проникают троллоки. Нет, он не станет играть в ту игру, которую навязывает Губитель.

Решив покинуть волчий сон, Перрин, невесело усмехнувшись, велел себе проснуться, и…

…Фэйли обнимала его за шею и покусывала бородку маленькими белыми зубками, а возле походных костров наигрывали какую-то зажигательную мелодию скрипки Лудильщиков. «Порошок Илы! Я не могу проснуться!» Ощущение, что все происходит во сне, исчезло. Перрин со смехом заключил Фэйли в объятия и понес к теням, где трава была так мягка.

Пробуждение было медленным и мучительным. Вместе с сознанием возвращалась тупая боль в боку. Из маленьких окошек струился свет. Яркий свет. Утро. Перрин попытался сесть и со стоном откинулся назад.

Фэйли вскочила с низенького табурета, – судя по запавшим глазам, она не спала всю ночь.

– Лежи спокойно, – сказала она, – ты и так все время метался во сне. Хорошо, я удержала, не давала тебе ворочаться, не то эта штуковина проткнула бы тебя насквозь. И теперь, раз уж ты проснулся, такого тем более допустить нельзя.

В дверях, словно темный клинок, маячила фигура Айвона.

– Помогите мне подняться, – попросил Перрин. Говорить было больно, больно было даже дышать, но молчать он не имел права. – Я должен попасть в горы. К Путевым Вратам.

Фэйли, нахмурясь, приложила ладошку к его лбу.