Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Перрин стоял один под яркими лучами солнца близ фургонов Туата’ан. В боку его не было стрелы, и он не ощущал боли. Между фургонами были сложены сучья для костров, над которыми на треногах висели железные котелки, на веревках сушилось белье, но ни людей, ни лошадей не было видно. Вместо обычного кафтана и рубахи на нем была длинная кожаная безрукавка, какие носят кузнецы. Наверное, так и бывает в обычном сне, но Перрин осознавал, что это сон. Он знал, что в волчьем сне все представляется прочным и реальным, от высокой травы под ногами и ерошившего волосы западного ветерка до стоявших поодаль редких ясеней и тсуг. Так оно и было; правда, ярко раскрашенные фургоны Лудильщиков выглядели какими-то нереальными. Казалось, они в любой миг могут задрожать и растаять. Наверное, это оттого, что Туата’ан никогда не задерживаются подолгу на одном месте. Никакая почва не может их удержать.

Раздумывая о том, долго ли эта почва удержит его самого, юноша положил руку на топор – и удивленно опустил глаза. В петле на поясе висел не топор, а тяжелый кузнечный молот. Перрин нахмурился. Когда-то он предпочитал именно молот, но это время миновало. Топор. Ныне он выбрал для себя топор. Навершие молота превратилось в отточенный полумесяц с отходящим от него большим шипом, но тут же вновь обернулось увесистым цилиндром из холодной стали. Миг – и снова появился топор, затем опять молот… Наконец превращения закончились. На поясе у Перрина теперь висел топор, и он смог перевести дух. Раньше такого не случалось. Прежде, находясь здесь, он мог легко превращать одни вещи – во всяком случае, свои – в другие.

– Мне нужен топор, – твердо сказал себе юноша. – Топор.

Оглядевшись по сторонам, он приметил на юге фермерский дом. На ячменном поле, окруженном грубой каменной оградой, пасся олень. Присутствия волков не ощущалось, и Перрин не стал призывать Прыгуна. Волк мог услышать или не услышать, прийти или не прийти, но кто поручится, что где-то поблизости не затаился Губитель? Внезапно его пояс оттянул ощетинившийся стрелами колчан, уравновесивший топор на другом боку, а в руке оказался крепкий длинный лук с наложенной на тетиву стрелой с широким наконечником. Левое предплечье прикрывал толстый кожаный наруч. Вокруг ничто не двигалось, кроме, конечно, того оленя.

– Вряд ли я скоро проснусь, – пробормотал Перрин себе под нос. Что бы там Фэйли ни подмешала в воду, облапошила она его ловко. Он увидел всю эту картину, словно наблюдал ее через плечо девушки. – Влила свое зелье мне в рот, ровно младенцу, – прорычал он. – Ох уж эти женщины!

Он сделал шаг, один из тех длинных шагов, – земля вокруг расплылась – и ступил на фермерский двор. Из-под ног с кудахтаньем выскочили две или три курицы, похоже уже успевшие одичать. Сложенный из камней овечий загон был пуст, а оба крытых соломой амбара заперты. На окнах висели занавески, но, несмотря на это, двухэтажный дом выглядел необитаемым. Если все это правдивое отражение реального мира – а в волчьем сне обычно так и бывало, – люди уже не один день как покинули ферму. Фэйли была права: его предостережение достигло и тех краев, где он сам не побывал.

– Фэйли, – пробормотал Перрин, покачивая головой. Надо же, она дочка лорда. И не просто лорда. Трижды лорда, полководца и дядюшки самой королевы. – Свет, выходит, она доводится королеве кузиной! – И полюбила простого кузнеца. Женщины – удивительные создания.

Решив проверить, насколько далеко распространился его призыв, он зигзагами, делая шаги в милю и больше длиной, преодолел половину расстояния до Дивен Райда. Большая часть ферм, которые он видел, имела такой же заброшенный вид. Только одна из каждых пяти выглядела обитаемой – открытые двери и окна, на веревках сушится белье, или у порога валяются куклы, обручи и резные деревянные лошадки. При виде игрушек сердце Перрина сжалось. Пусть хозяева не желают слушать его предостережений, но ведь в округе полно сожженных ферм. Закопченные трубы уставились в небо, как окоченевшие пальцы мертвецов. Неужто одного этого недостаточно?

Он поднял куклу с улыбающимся стеклянным личиком, одетую в расшитое цветочками платьице – какая-то женщина любовно вышила их для дочурки, – и удивленно заморгал. Кукла по-прежнему лежала на сложенном из валунов крыльце, откуда он ее только что взял. Когда Перрин потянулся за ней, та, что была в руке, растаяла и пропала. Странно.

Но тут в небе промелькнули темные тени, и он забыл о своем удивлении. Во́роны. Стая воронов, десятка два или три, летела в сторону Западного леса. К Горам тумана, туда, где он впервые увидел Губителя. Он следил за воронами, пока они не превратились в темные точки и не исчезли, а потом двинулся следом.

Длинные шаги уносили его на пять миль каждый, все вокруг расплывалось, обретая четкие очертания лишь в краткий миг между шагами. Густой, шумящий Западный лес. Покрытые кустарником Песчаные холмы. Горы в шапках облаков, со склонами и долинами, поросшими елями, соснами и болотным миртом. И та самая долина, где он в первый раз увидел того, кого Прыгун назвал Губителем. И наконец, тот самый горный склон, на который он ступил, вернувшись из Тира.

Перед ним находились Путевые Врата. Запертые – лист Авендесоры терялся среди множества других листьев и виноградных лоз, искусно вырезанных в камне. То здесь, то там росли сухие, приземистые, побитые ветром деревца – почва на месте погибшего в огне Манетерена была бедной и каменистой. Внизу, на гладкой поверхности вод Манетерендрелле, играли солнечные блики. Легкий ветерок донес из долины запах оленей, кроликов и лисиц. Но нигде не было ни малейшего движения.

Он уже собирался уйти, но неожиданно замер. Лист Авендесоры. «Один лист!» Но ведь Лойал запер Врата, поместив на эту сторону оба листа. Перрин обернулся, и мурашки пробежали по его коже. Путевые Врата стояли открытыми – две большие створки ожившей зелени будто шевелились под ветром, и он увидел собственное отражение на тусклой зеркальной поверхности.

«Как же так? – изумился Перрин. – Ведь Лойал запер эту проклятую штуковину».

Не осознавая, что делает, Перрин двинулся вперед и сразу оказался у самых Путевых Врат. Трилистника среди причудливой резьбы с внутренней стороны створок не было. Странно было думать, что в реальном мире в этот самый момент кто-то или что-то проходит Врата – возможно, в том самом месте, где он стоит. Коснувшись тусклой поверхности, юноша хмыкнул. Рука скользнула по ней все равно что по гладкому зеркалу.