Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Перрин хотел было возразить, но сдержался. Эти люди были добры, участливы, но тверды как камень. Пожалуй, ему легче заставить Байн и Чиад – даже Гаула! – забросить копья и переодеться в женское платье, чем подвигнуть этих людей хоть на дюйм уклониться от избранного пути.

Райн пожал Перрину руку, и, словно по сигналу, Лудильщики принялись прощаться с гостями. Женщины обнимали двуреченских парней, мужчины жали им руки. Все желали отъезжавшим счастливого пути и, улыбаясь, выражали надежду на скорую встречу. Только Айрам стоял в стороне с кислой физиономией, сунув руки в карманы куртки. Когда Перрин встречался с ним в прошлый раз, этот малый тоже смотрел исподлобья. Для Лудильщика у него слишком угрюмый нрав.

Мужчины не только пожимали Фэйли руку, но и обнимали ее – чуть вконец не затискали. Перрин стоял с непроницаемым лицом, даже когда объятия молодых Лудильщиков казались ему не в меру ретивыми, разве что зубами иногда скрипел. Он даже сумел улыбнуться. Зато его самого не обняла ни одна женщина моложе Илы. Фэйли караулила Перрина, как мастиф, хотя в эти минуты ее и крепко прижимали к себе жилистые руки кричаще разодетых Лудильщиков, и, взглянув на нее, те женщины из Туата’ан, у кого в волосах не было седых волос, тут же направлялись к другим парням. Зато Вил, похоже, перецеловал всех девчонок в лагере, да и носатый Бан не ударил в грязь лицом. Айвон и то не отставал от других. Поделом будет Фэйли, если кто-то из Лудильщиков, сжимая ее в объятиях, ребро ей сломает.

Наконец Туата’ан отступили, оставив возле двуреченцев только Райна и Илу. Седовласый махди чинно поклонился, прижав руки к груди:

– С миром пришли вы и уходите с миром. Знайте, что у наших костров вы всегда будете желанными гостями. Путь листа есть мир.

– Мир да пребудет с вами всегда, – отозвался Перрин, – с вами и со всем народом. – «О Свет! Как это было бы прекрасно!» – Отыщу песню я или кто другой, она непременно будет пропета, не в этом году, так в следующем.

Перрину оставалось лишь гадать, существует ли вообще эта песня? Возможно, Туата’ан пустились в свое нескончаемое странствие с какой-то другой, ныне уже позабытой целью. Илайас говорил, что они понятия не имеют, какова эта песня, но верят, будто узнают ее, как только услышат. «Если не песню, то пусть хоть безопасность обретут, хотя бы ее».

– Так было прежде, и так будет вновь, – завершил Перрин ритуал прощания. – Да пребудет мир вечно.

– Да пребудет мир вечно, – отозвался глава Туата’ан. – Да не будет миру конца, как нет конца времени.

Пока Айвон и Фэйли помогали Перрину взобраться на Ходока, двуреченцы вновь обменивались со Странствующим народом прощальными рукопожатиями и объятиями. Вил сорвал еще несколько поцелуев, так же как и Бан. Бан! И как он только целуется, с эдаким-то носищем! Тяжелораненым помогли подняться в седла. Лудильщики махали двуреченцам вслед, как старым добрым друзьям.

Райн пожал Перрину руку.

– Может, все-таки передумаете? – спросил Перрин. – Я помню, вы как-то раз сказали, что зло блуждает повсюду. Поверьте, сейчас стало гораздо хуже – и здесь, у нас, тоже.

– Мир да пребудет с тобой, Перрин, – с улыбкой отозвался Райн.

– И с вами, – грустно ответил юноша.

Лишь когда отряд отъехал от лагеря Лудильщиков на добрую милю, появились айильцы. Байн и Чиад внимательно посмотрели на Фэйли, после чего заняли свое прежнее место впереди колонны. Перрин терялся в догадках, что же, по их разумению, могло случиться с ней в лагере Туата’ан.

Гаул пристроился рядом с Ходоком, легко шагая за конем. Впрочем, отряд двигался не слишком быстро, ведь больше половины двуреченцев шло пешком. Как обычно, Гаул окинул оценивающим взглядом Айвона и лишь потом обратился к Перрину:

– Как твоя рана, не очень болит?

Рана болела страшно, каждый шаг Ходока отдавался в боку.

– Чувствую себя превосходно, – ответил юноша, стараясь не скрипеть зубами от боли, – надеюсь, вечерком в Эмондовом Лугу мы еще спляшем. А ты как провел вечерок? Весело сыграл в «Поцелуй Девы»?

Гаул запнулся, да так, что чуть не упал.

– Что такое?

– От кого ты слышал про «Поцелуй Девы»? – спросил айилец, глядя прямо перед собой.

– От Чиад. А что?

– Чиад, – пробормотал Гаул. – Эта женщина – Гошиен. Гошиен! Мне следует отвести ее в Горячие Ключи, как гай’шайн. – Слова были сердитыми, но тон каким-то странным. – Чиад…

– Может, объяснишь мне, в чем дело?

– Даже у мурддраала меньше хитрости, чем у женщины, – пробурчал Гаул, – у троллока больше понятия о чести… а у козы больше разума, – закончил он яростным шепотом и, ускорив шаг, устремился вдогонку за Девами. Однако, как заметил Перрин, поравнявшись с ними, Гаул замедлил шаг и в разговор вступать не стал.

– Ты что-нибудь понял? – спросил Перрин Айвона.

Страж покачал головой.

Фэйли фыркнула:

– Если он вздумает к ним цепляться, они подвесят его за ноги на дерево, чтоб малость поостыл.

– А ты поняла? – спросил Перрин девушку. Она шла рядом, не глядя на него и ничего не отвечая. Может, не расслышала вопроса? – Пожалуй, мне стоит еще разок наведаться к фургонам Райна. Давненько я не видел тиганзы. Это… занятное зрелище.

Фэйли что-то сердито буркнула.

«Чтоб ты сам себя за ноги подвесил», – удалось расслышать Перрину.

Он улыбнулся, глядя с высоты седла на ее макушку:

– Стоило бы, но не придется. Ты ведь обещала станцевать для меня эту са’сару…

Фэйли залилась краской.

– А этот танец похож на тиганзу? Я имею в виду, что иначе не имеет смысла…

– Ах ты, болван безмозглый! – выпалила Фэйли, метнув на него яростный взгляд. – Мужчины бросали свои сердца и состояния к ногам женщин, танцевавших са’сару! Если бы матушка только заподозрила, что я умею…

Фэйли осеклась, будто сказала слишком много, резко отвернулась и вскинула голову, глядя прямо перед собой. Она покраснела от ушей до выреза платья.

– Коли так, тебе незачем танцевать, – спокойно сказал Перрин. – Мое сердце, так же как и состояние – уж какое есть, – давно у твоих ног.

Фэйли сбилась с шага, тихонько рассмеялась и прижалась щекой к его ноге.

– Уж больно ты умен, – промурлыкала она. – В один прекрасный день я все же станцую, чтобы взыграла кровь в твоих жилах.

– Она и так кипит, – сказал Перрин, и девушка снова тихонько рассмеялась, а потом просунула руку под стремя и подтянула ногу юноши к себе.

Но как ни занимал его мысли образ танцующей Фэйли – он представлял себе нечто похожее на танец Туата’ан, но более зажигательное, – боль в боку скоро его вытеснила. Каждый шаг Ходока отдавался невыносимой мукой. Но держался юноша прямо – так, казалось, меньше болело, к тому же пребывание у Странствующего народа изрядно всех приободрило, и он не хотел сбивать этот настрой. Даже тяжелораненые, вчера падавшие на гривы своих лошадей, сегодня старались держаться молодцом. Бан, Даннил и прочие шагали, высоко подняв головы. Уж во всяком случае, он, Перрин, первым не расклеится.