Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

Когда Линора ушла, Эда проверила, хорошо ли закреплена люстра. Опочивальня весь день простояла запертой и под охраной; ключ был только у Розлайн, но она никому при этом дворе не доверяла.

Хорошенько поразмыслив, разумно ли так поступать, Эда достала срезанную под вечер розу и положила ее под подушку на правой стороне постели. На этой подушке был вышит герб Беретнетов.

Пусть она хоть сегодня видит сладкие сны.

Сторожок зазвенел знакомыми шагами. В дверях возникла тень, и Розлайн Венц, выпятив подбородок, осмотрела комнату.

Из ее уложенной в форме сердца прически выбилась прядь волос. Опочивальню она обозревала так, будто впервые сюда попала, а не спала невесть сколько раз рядом со своей королевой.

– Моя госпожа, – присела в реверансе Эда, – здорова ли ты?

– Да. – Розлайн выдохнула носом. – Королева требует тебя к себе, Эда.

Этого она не ожидала:

– Разве ее разоблачают не дамы опочивальни?..

– Я сказала, – отрезала Розлайн, – она спрашивала тебя. А здесь ты, как я вижу, закончила.

Бросив последний взгляд на обстановку, Розлайн удалилась в коридор, и Эда вышла вслед за ней.

– Камеристкам, как ты знаешь, не дозволено касаться королевской особы, но сегодня я об этом забуду. Поскольку это необходимо.

– Конечно.

Квадратная, с лепным потолком уборная, где умывалась и одевалась Сабран, была самой тесной из королевских покоев. Занавеси в ней уже задернули.

Сабран босая стояла у огня и, засмотревшись на пламя, снимала серьги. Платье, сослужившее свою службу, наверняка было уже заперто в королевской гардеробной. Катриен снимала с ее талии валики-накладки.

Эда, подойдя к королеве и убрав в сторону ее волосы, занялась застежкой ожерелья.

– Эда, – заговорила Сабран, – понравилась тебе церемония?

– Да, ваше величество. Вы были великолепны.

– А сейчас уже нет?

Это была шутка, но Эда уловила в голосе Сабран тень беспокойства:

– Вы всегда прекрасны, моя госпожа. – Эда справилась с крючком и вытянула расстегнувшееся ожерелье. – Но в моих глазах… сейчас как никогда.

Сабран оглянулась на нее.

– А князь Обрехт, – спросила она, – согласится с тобой?

– Если нет, значит его королевское высочество безумен или дурак.

Они посмотрели друг другу в глаза и отвернулись, потому что в комнату вошла Розлайн.

– Эда, – распорядилась она, – ночное платье.

– Да, сударыня.

Пока Эда наполняла плоскую жаровню, чтобы согреть одежду, Сабран подняла руки, позволив Розлайн через голову стянуть с себя нижнюю рубашку. Две дамы опочивальни подвели свою королеву к лохани и вымыли ее с головы до кончиков ног. Эда, расправляя ночной убор, взглянула на нее.

Сейчас, лишившись рамы торжественных нарядов, Сабран уже не напоминала статую богини, будь то истинной или ложной. Она выглядела смертной. По-прежнему величественной, но и грациозной, мягкой.

Фигура – песочные часы. Округлые бедра, узкая талия и полные груди с аппетитными сосками. Длинные, сильные от верховой езды ноги. При виде тени между ними Эду пробрал холодок.

Она заставила себя сосредоточиться на деле. Инисцы стыдились наготы. Эда несколько лет не видела обнаженного тела, кроме своего.

– Роз, – спросила Сабран, – это больно?

Розлайн вытирала ее чистым холстом.

– Бывает немножко, поначалу, – сказала она, – но не долго. Да и то необязательно, если его королевское высочество будет… внимателен.

Сабран смотрела и, казалось, не видела комнаты. Она повертела на пальце кольцо с узлом любви.

– А если я не смогу зачать?

В тишине, вставшей после этого вопроса, было бы слышно даже дыхание мыши.

– Сабран, – ласково сказала Катриен, взяв ее за руку, – ты сможешь, конечно.

Эда молчала. Этот разговор был для самых близких, но ей никто не приказал выйти.

– Моя бабка не зачинала много лет, – пробормотала Сабран. – Высшие западники встали на крыло. Искалин меня предал. Если Фиридел с Сигосо вторгнутся в Инис, а наследницы не будет…

– Будет. Королева Джиллиан родила прекрасную дочь, твою благородную мать. И ты довольно скоро тоже станешь матерью. – Розлайн уткнулась подбородком в плечо Сабран. – Когда закончится, полежи немножко неподвижно и спи на спине.

Сабран припала к ней.

– Если бы здесь был Лот! – проговорила она. – Это он должен был меня отдавать. Я ему обещала. – Теперь, когда смыли пудру, стали заметнее темные, как синяки, круги у нее под глазами. – А теперь он… пропал. Где-то в Карскаро. И мне до него не дотянуться.

– С Лотом ничего плохого не случится. Я верю, что он скоро будет дома. – Розлайн крепче прижала ее к себе. – И вернется он с вестями о твоем благородном отце.

– Еще одно исчезнувшее лицо. Лот, отец… и еще Белла. Верная Белла, служившая трем королевам. – Сабран закрыла глаза. – Дурная примета – смерть так близко к этому дню. И на постели, где…

– Сабран, – не дала ей договорить Розлайн, – сегодня твоя брачная ночь. Гони эти темные мысли, чтобы они не осквернили семени.

Эда высыпала угли из грелки обратно в камин. Она гадала, понимают ли инисцы что-то в деторождении, или их врачи орудуют наугад.

С приближением урочного часа королева стала молчалива. Розлайн нашептывала ей на ухо советы, а Катриен вычесывала из ее волос последние лепестки.

Они одели королеву в ночное платье и подбитую мехом накидку. Катриен высвободила из-за ворота ее волосы.

– Эда, – сказала Сабран, уже повернувшись к двери, – а как это делается в Эрсире?

На лбу у нее пролегла морщинка. Такая же появлялась, когда королева рассказывала о своих кошмарах. Эда поймала себя на том, что ей хочется разгладить эту складку.

– Примерно так же, моя госпожа, – сказала она.

Сабран кивнула.

Где-то за стеной свистнул, взвиваясь в небо, фейерверк. В городе начали праздновать.

Они вывели ее из уборной. Сабран дрожала, но голову держала высоко.

Королева не вправе выказывать страх.

Приблизившись к дверям королевской опочивальни, Розлайн и Катриен теснее прижались к своей королеве. Рыцарь Тариан Кудель и двое из его отряда телохранителей, охранявшие дверь, преклонили колени.

– Ваше величество, – заговорил Кудель, – вежливость не позволяет мне охранять ваши покои в эту брачную ночь. Я доверяю вашу защиту супругу и дамам опочивальни.

Сабран коснулась ладонью его головы.

– Добрый рыцарь, – сказала она, – рыцарь Доблести улыбается тебе.

Поднявшись, рыцари склонились перед королевой. Когда они ушли, Катриен, взяв у Эды ключ, отперла дверь.

В изножье кровати стоял, бормоча молитвы, архиерей. Обрехт Льевелин со своими ближними ждал у дальней стены. Ворот его отделанной черной тесьмой ночной рубахи был развязан, открывая ключицы.

– Ваше величество, – выговорил он. В свете камина глаза его были как чернильные колодцы.