Глен Кук - Крепость во тьме [книги 1, 2, 9] [сборник litres с оптимизированными иллюстрациями]

– О Эсмат, как же так? Я думал, ты один из бессмертных, а ты меня покинул. Мой старый друг, мой последний друг… стал поживой для воронов. До чего же жестоко. Все, что мне остается, – возвести стелу в твою честь.

Чуть ниже по склону возникло движение. Эль-Мюрид замер и долго не двигался с места. Каким-то образом грабители не заметили сумку Эсмата, он забрал ее с собой и пополз дальше. Поняв, что ему уже ничто не угрожает, он схватился за дерево и поднялся на ноги, а затем заковылял на восток в свете луны, время от времени набираясь сил от снадобий из сумки Эсмата.

Ближе к рассвету ему встретилась лошадь без всадника. Поймав и успокоив животное, он забрался в седло и двинулся дальше на восток.

После двух недель мучений он прибыл в Сахель, где упал в объятия преданных сторонников. Те окружили его заботой, а потом перевезли в Аль-Ремиш, где он уединился в Святейших храмах Мразкима.

Все его прежние амбиции умерли – окончательно и бесповоротно.

Солдат-роялист, укравший амулет Ученика, продал его ювелиру в Либианнине после того, как оттуда ушли избранные. Ювелир, в свою очередь, продал его знатной женщине, возвращавшейся на юг, в семейные владения в окрестностях Симбаллавейна. Пробыв у нее два месяца, амулет внезапно ожил, ругаясь на чужеземном языке. Уверенная, что это жуткая колдовская игрушка, которую всучил ей нечестный ремесленник, она в страхе велела слугам швырнуть амулет в глубокий колодец, а потом засыпать его землей и засадить цветами.

Так амулет Эль-Мюрида исчез с лица земли, озадачив историков, правоверных, а в первую очередь того, кто подарил его Ученику.

Движение Эль-Мюрида лишилось какой бы то ни было магии – в буквальном смысле этого слова.

Толстяк никогда еще не был столь осмотрителен. Он путешествовал по негостеприимному краю, кишевшему пиратствующими дезертирами как из итаскийского войска, так и из воинства света, которые охотились на всех подряд. Местные жители опасались любого чужака, боясь, что он может оказаться разведчиком одной из банд.

Хаос царил повсюду к северу от Скарлотти, до самой Серебряной Ленты. Толстяк сумел его пережить, неделю за неделей избегая возможных несчастий и пробираясь в сторону Портсмута, где еще ждали приказа Ученика остатки войска эль-Надима.

– Дурень я набитый, – обругал он себя на развилке в сорока милях от цели. – Надо было двигаться как можно дальше на восток, туда, где здравый смысл – скорее правило, нежели исключение, и где у человека с опытом и гением есть хоть какая-то возможность преуспеть.

В этом безумном краю его таланты пропадали впустую – местный народ был дьявольски подозрителен и чересчур беден. Передвижения войск уничтожили десятки тысяч крестьянских хозяйств. Все, что еще оставалось, забрали грабители. Местным жителям приходилось начинать все заново, без конца сражаясь за жизнь.

Он терял в весе – чудовищный голод пожирал его изнутри. И у него не было при себе реквизита, с которым он мог бы заняться прежней профессией, даже если сумел бы привлечь внимание потенциальных клиентов. А чтобы обзавестись новым инвентарем, не было ни времени, ни денег.

Толстяк постоянно задавал себе вопрос, что он делает в этой безумной стране, но все равно шел дальше. Нужно было добраться до восточного войска и узнать о судьбе Саджака. Насмешника не оставляли мысли, что тот ковыляет по его следу, полный решимости убить. Навязчивая идея гнала его вперед безжалостнее, чем любой бич рабовладельца.

Впервые в жизни он занялся самоанализом, пытаясь понять, почему все это для него столь важно, и углубляясь в самые потаенные закоулки своей души. Он не мог поверить, что в душе его сидит самое отвратительное чудовище – переплетение любви и ненависти к старику. Ему хотелось вообще ничего не чувствовать к Саджаку и просто раздавить эту тварь, словно вошь, каковой тот и являлся, – если был еще жив.

Насмешник предпочел бы, чтобы его заботила лишь собственная судьба.

Но заботила его судьба не только Саджака, но и друзей, которых он приобрел за время военных приключений. Ему нравились и Гарун, и Браги, которые хорошо к нему относились и с пониманием воспринимали его постоянные дурачества.

Часто он просыпался по ночам от страха – не обычного страха перед чужой страной или врагами, но перед тем, что у него нет больше цели и друзей и он остался совсем один. Страх этот ему не нравился – он не вписывался в его собственный образ человека, сражающегося со всей вселенной и раз за разом побеждающего благодаря остроте ума. Ему не хотелось ни от кого зависеть, особенно эмоционально.

По мере приближения к Портсмуту до него доходили известия о восточном войске. Последние остатки могущества Эль-Мюрида готовились к походу домой. Возле города расположилось войско итаскийцев, готовое взять на себя власть после ухода солдат Востока.

Новости запаздывали на несколько дней. Он прибавил шагу, не желая обнаружить по прибытии, что его добыча ускользнула другим путем.

Похоже, недружелюбная судьба наконец сжалилась над ним, и ему улыбнулась редкая удача – он добрался до города в то же утро, когда ушло восточное войско. Четыре долгих часа он прятался на крыше, наблюдая за воинством света.

Старого слепца нигде не было видно.

Желание отомстить осталось неудовлетворенным. Ему хотелось знать, где, почему и как старик распрощался с воинством. Ругая себя за глупость, он последовал за идущими домой солдатами Востока.

Трижды ему удавалось встретить одинокого солдата и расспросить его. Двое вообще не знали Саджака. Третий помнил астролога, но понятия не имел, что с ним стало.

Насмешник кипел от злости, ругая за несправедливость всех богов, которые вели с ним жестокую игру, и требуя от них, чтобы прекратили его мучить и позволили узнать желаемое.

Разочарование его было столь велико, что в одном из Малых королевств, после четвертой неудачной попытки расспросить солдата, он отправился за советом к священнослужителю. Тот ничем не смог ему помочь, поскольку Насмешник отказался подробно изложить свою историю, и лишь сказал:

– Ничто в этой жизни не предопределено, сын мой. Мы живем под покровом тайны, в мире, окутанном неопределенностью. Для тех, кто не верует, жизнь становится нескончаемым путешествием, полным опасностей. Идем, помолимся вместе. Доверься Всевышнему.

Насмешника нисколько не интересовало спасение души, и он покинул церковь, ворча, что никогда не поддастся самому древнему в мире обману. И – возмущаясь наглостью священника, пытавшегося перехитрить выдающегося мошенника.