Глен Кук - Крепость во тьме [книги 1, 2, 9] [сборник litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Еда им не нужна. Они паслись весь день.

Грубо сколоченный хлев семьи Клеклы занимала единственная костлявая молочная корова. Мул Тэйна ей не понравился. Сам же мул делал вид, будто ее вообще не замечает.

Другой скотины, кроме овец, у Томы не водилось, но и бедняком его нельзя было назвать. С коровой и овцами, он был богаче большинства мужчин. Богаче в некотором смысле даже самого Тэйна, чье состояние сводилось к металлу с меняющейся стоимостью и нескольким фунтам редких пряностей. И у кого из них было больше за душой?

– Тебе придется спать на улице, – сообщил ему Тома. – У нас нет места…

Тэйн сразу же почувствовал ложь в его словах:

– Понимаю.

Его озадачило слово «Земстви», имевшее общие корни со словами «граница» и «дикая местность». Теперь он, кажется, понял.

– Ты новый кайдаровец? – выпалил Тома, но тут же раскаялся в сказанном. – Прости. Расскажи мне про человека, которого ты видел.

Видя настойчивость Томы, Тэйн отключил все внешние раздражители и тщательно воспроизвел увиденное в памяти, как его учили. Хороший разведчик должен был помнить каждую мелочь.

– Крупный мужчина на крупной лошади, пестрой, лохматой. Мужчина с бородой. И с рогами.

– Проклятый Торфин. – Тома выплеснул злость, разбрасывая сено. – Это не рога. Это его шлем.

Тэйн подумал, что ему еще многое предстоит выяснить. Это была дивная земля, не похожая на спокойную, расчетливую Ива-Сколовду, какой он ее знал.

Он обвел взглядом маленький хлев. Его строители не обладали большим опытом. Он сомневался, что сооружению всего два года, – оно уже разваливалось.

– Можно пойти поесть. Правда, мы мало что можем предложить. Вареная баранина с капустой и луком.

– Баранина? Как я и надеялся, – ответил Тэйн и, видя удивление Томы, объяснил: – У нас на родине баранина – редкость. Только богатые ее едят. Мы, обычные солдаты, обходимся кашей и свининой. В основном кашей.

– На родине? Где это?

– На востоке. За Зубами Дракона.

Тома предпочел уклониться от дальнейшего разговора:

– Мы лучше пойдем в дом. Рула сердится.

– Идите. Мне надо еще кое-что сделать. Не ждите меня. Обойдусь объедками или тем, что останется.

Тома уставился на него, хотел что-то сказать, но передумал.

– Как пожелаешь.

Едва Тома ушел, Тэйн совершил солдатский вечерний ритуал, очистив душу от бремени пережитого за день. Он предпочел сокращенный полевой ритуал часу медитации и упражнений, которые проделывал в мирное время, решив, что займется этим позже.

Он направился к двери.

И волосы на затылке встали дыбом. Остановившись, он медленно повернулся и призвал на помощь чувства претендента-тервола.

Человек в рогатом шлеме наблюдал за домом из рощи, окружавшей владения семьи Клеклы. Тэйна он не видел.

Поразмыслив, Тэйн пожал плечами. В конце концов, это не его проблема. Он решил, что расскажет Томе, когда они останутся одни. Пусть сам думает, что делать.

Солнце висело высоко над горизонтом. Отпустив мула и мерина пастись, Тэйн окинул взглядом зеленые холмы.

– Прекрасная страна, – пробормотал он, гадая, что принесет ему дальнейшее путешествие, и не спеша направился к дому, где Рула готовила завтрак.

Эти люди вставали поздно и никуда не торопились. Он уже успел совершить утренний ритуал, проверить походное снаряжение, умыться и прогуляться вокруг источника. Затем он присоединился к Томе, когда тот вышел, чтобы приглядеть за овцами.

Увидев Тэйна, Тома облегченно вздохнул, но вид его становился все озабоченнее, и он не произнес ни слова. Тэйн сдержал любопытство. Солдаты умели не задавать лишних вопросов.

– Доброе утро, Стебан.

Мальчик стоял в дверях дома, сонно потирая глаза.

– Доброе утро, Тэйн. Мама варит овсянку.

– Гм?

– Очень вкусно, – пояснил Тома. – Мы добавляем к ней немного меда.

– Так вы держите пчел? – Он не видел ни одного улья. – У меня был друг, который держал пчел… – Он не договорил, предпочитая не вспоминать.

Кай Лин был ему словно брат, и они вместе были претендентами. Но Лин не сумел поверить, что у него нет таланта, чтобы стать тервола, и до сих пор пытался взобраться по неприступной лестнице.

– Дикий мед, – сказал Тома. – Люди с холмов собирают его и выменивают у нас на железо.

– Понятно. – Тэйн во второй раз за утро взглянул на дом Клеклы, и тот его не впечатлил: обложенное дерном строение размером четыре на шесть шагов, мало чем разнившееся от соседнего хлева.

Даже новобранцы его легиона во время первых полевых учений и то отличались большим мастерством.

Рядом строился второй, постоянный дом. Выглядел он куда амбициознее, и каждое бревно провозглашало его домом мечты. Вечером, после ужина, Тома обсуждал его с блеском в глазах. Это был символ Грааля, который он принес в Земстви.

И все же выглядел он столь же неказисто, как и хлев.

Рула с болью во взгляде молча смотрела на мужа, пока тот все дальше углублялся в мечты и фантазии.

Прежде Тома служил счетоводом в конторе Перчева в Ива-Сколовде. Измученный и лишенный перспектив, он переводил в цифры перемещения мехов, шерсти, пшеницы и металлических болванок. Дни его были долгими и утомительными. Летом, когда ходили баржи и караваны, он не мог позволить себе даже выходных.

Все это было до того, как его посетила дикая надежда, слабая мечта о Земстви, которая нашла здесь лишь грубое свое выражение. Но вряд ли кто-то мог сказать, что он не пытался сделать все возможное, воплощая ее в жизнь. Достаточно было взглянуть на Рулу, чтобы понять: их прежнее существование порой было похоже на ад, но, по крайней мере, жилище оставалось теплым, и крыша не протекала. Жизнь была предсказуемой и безопасной.

В доме Клеклы шла война двух мировоззрений, хотя женщина признавала традиционную правоту мужа и лишь молчаливо его обвиняла. Будучи женой Томы, она вынуждена была переехать в Земстви, став невольницей его грез – или кошмаров.

Магия чисел сломала запоры на дверях души Томы, позволив просочиться сквозь них свету мечты. Свобода, интеллектуальная химера, за которой гнались многие соседи, ничего не значила для Клеклы. Его соседи предпочли опасность колонизации Шары, поскольку им гарантировали защиту со стороны Короны.

Тома, однако, безгранично верил в гармонию. Числа доказывали, что сообщество, которое занимается овцеводством и производством шерсти, не может не процветать среди плодородных холмов. Но Тома не понимал того, что видел Тэйн, – числа были безлики или чересчур примитивны. Они не брали в расчет человеческий фактор.

Тома был обречен на неудачу. Он не учел, что у него нет опыта, необходимого для жизни на пограничье. Шара была ничейной землей. Ива-Сколовда претендовала на нее в течение многих веков, но так и не включила в состав своих владений. Шара изобиловала опасностями, незнакомыми родившемуся в городе мелкому служащему.