Глен Кук - Крепость во тьме [книги 1, 2, 9] [сборник litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Жаль. Совет старика нам бы пригодился.

– Знаю. Не слишком равноценный обмен – Мегелин на корону. Он спас меня ради того, чтобы я стал королем. Но королем чего? Не так уж и многого. Я самый бедный из всех когда-либо живших монархов.

– Вовсе нет. Скажите ему, – обратился Белул к беженцам.

Некоторые кивнули. Некоторые покачали головой. Все зависело от того, с кем они соглашались.

– Сторонники твоего отца основали десятки лагерей, господин. У тебя будет народ и армия.

– Армия? Ты не устал сражаться, Белул?

– Эль-Мюрид все еще жив. – Для Белула этого было вполне достаточно. Пока жил Эль-Мюрид, Себиль-эль-Селиб и его семья оставались неотомщенными. Он воевал уже двенадцать лет и собирался продолжать, пока жив Ученик. – Я сообщу в другие лагеря. Посмотрим, что будет в нашем распоряжении, прежде чем строить планы.

– Если пошлешь гонцов на запад, – сказал Браги, – позволь мне отправиться с ними. Хорошо?

Никто не ответил. Он раздраженно сплюнул.

– Сейчас я вполне рад тому, что я здесь, – сказал Гарун. – Я крайне устал, Белул. Найди мне место, где поспать.

Он спал и бездельничал три дня, а потом, с трудом переставляя ноги, выбрался из хижины и окинул взглядом свои новые владения. Лагерь разбили вокруг горной вершины в северной части Капенрунга. Сколько тут росло деревьев! Гарун никак не мог к ним привыкнуть. Глядя через прорубленные просеки, он видел бескрайние лесные массивы, которые повергали его в такое же смятение, как Рагнарсона – пустыня.

Наемник не попадался на глаза. Что с ним случилось?

– Сегодня прибыли сорок три человека, господин. Горы кишат беженцами, – сообщил Белул.

– Мы сможем обо всех позаботиться?

– Друг учителя знал, что делал. Он подготовил необходимые инструменты и полные склады.

– Но даже при всем этом часть придется отправить куда-то еще. Это всего лишь привал, а не конец пути. – Гарун взглянул на вершину, где Белул возводил складские помещения и ограду. – Где мой друг?

– Ушел с гонцом на запад. Весьма целеустремленный парень. Хотел вернуться к своим.

На мгновение Гарун почувствовал себя полностью опустошенным. За время их бегства они с Браги успели сблизиться, и он понял, что рослого северянина будет ему не хватать.

– Я трижды обязан ему жизнью, Белул. И я бессилен сделать что-либо в ответ.

– Я позволил ему взять коня, господин.

Гарун нахмурился – не столь уж великая награда. Затем он показал на укрепления:

– Зачем все это?

– Нам потребуются базы, когда начнем наносить удары по Хаммад-аль-Накиру. До Аль-Ремиша не так уж далеко.

– Если знать путь.

– Верно, – улыбнулся Белул.

Гарун посмотрел на деревья, на извивающуюся у подножия горы реку. Трудно было поверить, что его родина почти рядом.

– Здесь так мирно, Белул.

– Это ненадолго, господин.

– Знаю. От мира не отгородиться.

Толстый мальчишка обливался потом. Сидя в пыли, он осыпал беззвучными ругательствами своего хозяина. В это время года следовало быть на севере, а не в жаркой дождливой дельте реки Роэ. Некремнос нисколько не радовал весной, Троес месяц назад был еще хуже. Аргон летом превращался в ад. Старик, несомненно, сошел с ума.

Приоткрыв темный глаз, он склонил набок смуглое, похожее на луну лицо, внимательно разглядывая хозяина. Старик дремал. Рука толстяка метнулась к потрепанному кожаному мешку, выхватив похожую на камень булку.

Хозяин ударил тростью о землю, поднимая пыль:

– Неблагодарная тварь! Проклятый воришка! Красть у старика…

Да, лучшие годы старика остались позади. Когда-то добыть еду было куда сложнее. Лишь год назад для этого требовалось полное сосредоточение.

Старик попытался встать, но ноги его не слушались. Он опрокинулся назад, размахивая тростью:

– Я слышал! Ты смеялся! Ты пожалеешь об этом дне…

Прохожие не обращали на них внимания. И это тоже было дурным предзнаменованием – когда-то хозяин с легкостью подчинял их своей воле, трюками и шуточками выманивая деньги даже у самых сообразительных.

– Откинь вуаль, взгляни глазами времени, проникни сквозь туман, открой двери судьбы… – нараспев проговорил старик. Он попытался проделать фокус с черной тканью и хрустальным шаром, но у него ничего не вышло.

Толстый мальчишка покачал головой. Глупец. Он не мог признать, что ему уже пришел конец.

Толстяк ненавидел старика. Он путешествовал с бродячим шарлатаном всю свою жизнь и ни разу не слышал от него доброго слова. Старик постоянно изобретал для мальчишки все новые мучения и даже не позволил ему носить хоть какое-то имя. Однако толстяк не сбежал – до недавнего времени сама мысль о подобном казалась ему чуждой.

Иногда, когда старику удавалось заработать денег, он накачивался чудовищным количеством вина, а потом бормотал, будто когда-то был придворным шутом у некоего крупного вельможи. Отчего-то всегда оказывалось, что во всех их нынешних бедах виноват юный толстяк. И теперь он за это расплачивался, независимо от того, был ли на самом деле виновен или нет.

Старик сумел внушить спутнику глубокое чувство вины, считая, что это обезопасит ему жизнь на склоне лет.

Толстый мальчишка с лицом цвета уличной грязи потел, отгонял мух и боролся с искушением. Он знал, что вполне сможет выжить самостоятельно, – опыта ему хватало.

Иногда, когда хозяин дремал, он выступал с фокусами сам. Будучи превосходным чревовещателем, он говорил от имени реквизитов старика, обычно обезьяньего черепа или чучела совы. Иногда он использовал тощего шелудивого осла, таскавшего их пожитки. Порой, осмелев, он вкладывал слова в уста самого хозяина.

Однажды он попался, и старик избил его до полусмерти.

У старика была куча имен, менявшихся в зависимости от того, кто, как ему казалось, его преследовал. Самыми любимыми были Фейгер и Саджак. Мальчик не сомневался, что оба – фальшивые.

Он упрямо искал тайну истинного имени старика, – возможно, оно могло стать ключом к его собственной личности. Именно желание узнать правду о себе стало главной причиной, по которой он никак не пытался улучшить свое положение.

Толстяк точно знал, что не приходится родственником Саджаку. Старик был высок, худ и бледнолиц, с выцветшими серыми глазами и светлыми волосами – типичный уроженец Запада. Однако самые ранние воспоминания мальчика были связаны с Дальним Востоком: Матаянгой, Эскалоном, сказочными городами Джанин, Немик, Шустал-Ватка и Татариан. Они даже проникли за дикие Сегастурские горы, где с высоких утесов смотрели на погруженные в тень пределы Империи Ужаса – монастыри Теон-Синг.