Максим Ельцов - Интриги дядюшки Йивентрия [litres]

– Йози, как тебе наша кормежка? Не хочешь к нам на борт?

– Если только жрать и пиво цедить, то, конечно, хочу. Но сдается мне, Пабси, что есть здесь подвох!

– Ха-ха! Да, верно, служба наша… тяжела.

За столом все закивали и с тоской посмотрели на двери и люки, за которыми крылись их рабочие места. Унылое настроение, однако, не задержалось за столом. Народ тут собрался простой и вовсе не собирался тратить свое обеденное время на размышления о своем времени, потраченном на добывание обеда.

– Наш дорогой ливрейный крысеныш сообщил мне, что ты хочешь посмотреть локомотив. – Глауз глянул на Йозефика, залпом приговорил еще одну бутылку и атлетично рыгнул. – Это уж не в моей компетенции сегодня, а так бы показал.

– Это из-за темных людей? Солей и всякого такого? – спросил Йозефик, гипнотизируя свою бутылку.

– Ты откуда знаешь про такие вещи? – сердито спросил старший механик. Многие железняки уставились на Йозефика подозрительно.

– Мне друг один рассказывал недавно.

– Уж не наш ли общий дружок тебе это рассказывал? – елейным голосом спросил Глауз, закатывая рукава и поглядывая на Вила.

Йозефик смотрел, как огромный старший механик приближается к Вилу, голова которого втянулась в плечи по самые уши и ушла бы еще глубже, если бы эти самые уши не мешали. Вир Тонхлейн не сразу понял, что его другу сейчас зададут трепку, но как только понял, вмешался безотлагательно:

– Пабси, Пабси, это не Вил мне рассказал. Это я дома наслушался. Знаешь, всякие истории страшные за кружечкой грога и все такое прочее… Да и при погрузке сегодня они никуда не прятались.

– Кто это такой общительный у тебя дома такие байки травит? – подозрительно прищурился Глауз.

– Да ты его не знаешь, Пабси. Его Смитти Шелк зовут. У него нога на бензиновом ходу, – отчитался Йозефик и с чистой совестью присосался к своей бутылке.

– Смитти Шелк? Так он не помер? Вот пес старый! – Старший механик радостно хлопнул себя по бедрам и пояснил вопросительно взглянувшим на него подчиненным: – Я еще салагой с ним на газолинах ходил. Этот Шелк самый большой неудачник, когда-либо ходивший под газолином!

– Как тесен мир, – подвел черту Йозефик. – А почему ты так взъерепенился, когда я темных упомянул?

– Потому что нечего тебе нос в такие дела совать!

– Какие такие?

– Темные.

– Ну, вы все прямо как по писаному говорите, – возмутился Йозефик. – Шелк вот тоже ничего толком не рассказал. Пришли, повыли, ушли – жуть как страшно.

– Не лезь в это, Йози, – сказал Глауз, и остальные механики поддержали его кивками. – Я сколько лет на поездах хожу, а и то каждый рейс с этими темными холодок пробирает. Всегда рядом с ними дрянь какая-то вьется. Держись подальше, коль не дурак.

– Вот уж и посмотрел локомотив. А, ладно, – Йозефик махнул рукой с видом пресытившегося жизнью человека, – не больно-то и хотелось. У вас тут куда интереснее и веселее. Что может быть лучше: горячая еда, холодное пиво?

– Как насчет крепкого сна? – с хитрой ухмылкой спросил Вил.

– О, это вообще волшебно бы было… – пробурчал Йозефик и задремал, опершись на стол.

– Вы глядите, железняки, какой парень смышленый. Мало того что больше всех сожрал, больше всех выпил, так еще и спать первым завалился! – поучительно подняв палец вверх, прошептал господин Глауз. – А вы что? Стоите глазами хлопаете. А ну все по местам! Чтобы до конца тихого часа никого не видел!

Железняки аккуратно затащили Йозефика на стол. Сунули ему под голову его же шляпу и накрыли пиджаком, как одеялом, затем залезли в свои пропитанные мазутом комбинезоны и разошлись по постам, чтобы самим славно выспаться.

Йозефик дрых так сосредоточенно, что его не разбудила даже странная дрожь, которая расползлась по всему составу: от локомотива до самого последнего вагона. Лишь когда к дрожи прибавился запах тлена, вир Тонхлейн возмущенно задергал ногой и попытался натянуть пиджак на голову. Это не помогло, и он постепенно выкарабкался из самых глубоких пучин сна и достиг мелководья дремы. Теперь запах стал так силен, что Йозефик, не открывая глаз, сердито перевернулся на другой бок. Точнее сказать, на другой бок он упал со стола. Он немедленно вскочил и завертел головой, старательно изображая, что не спит и знает, где находится. В себя он пришел быстро и почувствовал, что славно выспался.

«Что это за вонь? – подумал Йозефик, надевая пиджак и шляпу. – Что-то знакомое. Будто хлорка и еще что-то. Падаль с хлоркой. Соленая какая-то падаль. Вот оно, дорогой мой человек! Соли! Темные в локомотиве шалят. Интересно, эта вонь до пассажирских палуб идет? Если нет, то пойду сосну еще чуток. Рельсы тут, что ли, кривые, все так трясется».

Йозефик пошел к двери, на которой недвусмысленно было написано: «На пассажирские палубы». Тут одна из заклепок сорвалась с трубы и со свистом пролетела прямо у него перед носом. Ее примеру последовали товарки, и все пространство машинного зала заполнилось мелькающими заклепками, которые по нескольку раз рикошетили, прежде чем успокоиться.

– Вил! Пабси! Что происходит? – заорал Йозефик. Он отплясывал причудливый танец, пытаясь уклониться от свистящих вокруг заклепок. – Тут что-то сломалось! Кажется, это что-то – все! Тут все сломалось!

Он протанцевал до того куска стены, за которым, по его мнению, находился пост старшего механика, и постучал. Реакции никакой не последовало. Он пнул стену что было сил. Потайная дверь скользнула в сторону, и из-за нее выпала мумия в комбинезоне старшего механика, вслед за ней из отверстия в стене поползло нечто, более всего напоминающее жидкий огонь. Йозефик лишь слегка ощутил жар, исходящий от странного пламени, но какой-то инстинкт погнал молодого человека прочь. Он бежал по машинному залу, а двери постов открывались сами по себе, и из них вываливались сушеные мертвецы в комбинезонах и лилось жидкое пламя. Он добежал только до середины машинного зала, когда весь его пол уже покрывал стелющийся огонь и тела всех тринадцати железняков. Йозефик запрыгнул на стол и затравленно огляделся.

«Огонь и мертвецы! Остается надеяться, что я сплю, – подумал он, – Как это так их высушили лихо? Точно сплю!»

Шальная заклепка на излете ужалила его в щеку, и реальность происходящего нереального кошмара стала очевидна. Животный страх перед огнем, лишь чуть-чуть прикрытый достижениями цивилизации, овладел молодым человеком. Он закричал, изливая в одном звуке всю злость и обиду на мир, весь ужас перед лицом неминуемой смерти и еще что-то сокровенное. То ли от его животного вопля, то ли сама по себе лишенная заклепок труба обвалилась, и из нее хлынула грязная вода. Мутный поток оттеснил пламя на одну сторону вагона, но, похоже, успех был временным. Огонь вел себя возмутительно и неподобающе. Он залез на воду и начал разгораться с новой силой. Однако и одного мига, предоставленного судьбой, хватило испуганному животному в обличье Йозефика вир Тонхлейна, чтобы спастись. В несколько огромных прыжков Йозефик добежал до двери на лестницу. Он рванул ее на себя и, пока она еще только думала начать открываться, протиснулся в тонкую щель, как угорь, и сразу же захлопнул ее за собой.