Владимир Привалов - Кровь данов [litres]

Он бы остался здесь, у Булочки под пышным теплым боком, будь его воля. А что? На господ молчаливые горцы не больно-то походили. А работы Клоп не боялся. Всяко не тяжелее, чем изо дня в день поднимать из Колодца земляное масло.

Хоар оказался прав. Пока они таскали вещи, солнце показалось из-за горы. Туман тотчас убрался, истаял, испугался и спрятался в расселинах, словно его и не было вовсе.

Хоар подошел к суровому старейшине с посохом. Глядя ему в лицо и четко произнося слова, сказал:

– Мы в Пайгалу идем. Дашь провожатых?

Старик подумал немного, взял воина под локоть и развернул лицом в сторону далеких гор, а затем указал посохом на приметный пик со скошенной вершиной. Хоар почесал макушку.

– Только до поворота, значит. Ну, и на том спасибо, – кивнул он старику.

Старейшина подошел к толпе провожающих молчальников и выцепил двоих кряжистых бородатых мужиков. Помахал у них перед лицами пальцами, поразводил руками… Растолковал по-своему, жестами, что от них требуется. Двоица угрюмо кивнула.

Старейшина вдруг ткнул посохом в сторону Арратоя и Клопа. Потом указал на деревню и ударил себя сжатым кулаком в грудь.

– Пленников наших тебе оставить? – задумчиво спросил Хоар. – Свежую кровь влить хочешь?

Старик кивнул, довольный тем, что его поняли.

– Двух отдать не смогу, – помотал головой Хоар. – Вон тот, – он кивнул на Книжника, – самому нужен. А мелкого забирай.

Старик задумался. Сердце у Клопа замерло. Неужели? Старейшина кивнул и хлопнул Хоара по плечу.

– Ну, теперь заживем… – пробормотал про себя Клоп.

Булочка сзади прижалась своими большими грудями и зашипела испуганно, как шипела ночью. Только вот ласки в этом шепоте Клоп не услышал. Одну тревогу. А старейшина и Хоар посмотрели на него. Старик – сурово и непреклонно, а Хоар – как-то… С жалостью, что ли?

Мальчишка с борта телеги залез на кобылку. Сам, чтобы никто не помогал. Черный и Хоар мигом оседлали коней. Книжник – гляди ж ты – сел на облучок телеги, взяв в руки вожжи. Местные провожатые успели уйти вперед.

Они тронулись. Мальчик обернулся и долгим взглядом посмотрел на холмы Города мертвых. Одинокая глубокая морщина пробороздила его гладкий лоб. Арратой тоже обернулся и глянул на Клопа. Книжник виновато улыбнулся и махнул рукой на прощанье. Улыбка вышла тонкой и блеклой, как прошлогодний опавший лист. Клоп отвернулся.

Едва путники скрылись за поворотом, как Булочка, на миг обняв его сзади за плечи, бросилась к старейшине. Она быстро-быстро махала перед его глазами пальцами, словно стрекоза крыльями, то прижимая руки к груди, то вытягивая их вперед. Иногда она оборачивалась к Клопу и указывала на него. Старик в ответ лишь дергал щекой, а когда Булочка всплеснула руками, стукнул посохом по земле.

Дело было нечисто. Клоп шагнул к старику, чтобы увести свою женщину. Но вдруг его схватили сзади и притиснули локти к туловищу. Тогда Клоп ударил назад головой и что есть силы лягнулся. В ответ ему так саданули по затылку, что перед глазами поплыло. Затем куда-то потащили. Безвольные ноги волочились по земле и бились о камни.

Когда он очухался, то понял, что находится в зале, где еще вчера шумели и пировали. Он сидел, плотно прижатый к лавке. Руки заведены сзади и связаны. Клоп попытался встать, но тщетно – ноги оказались примотаны к скамье. Кто-то схватил его за волосы и запрокинул голову вверх. Он увидел заплаканную Булочку. Стол, уставленный ее лекарскими горшочками и свертками. Какие-то инструменты. Чья-то рука ухватила его за подбородок и начала с силой тянуть вниз. Клоп попытался стиснуть зубы, но желваки скоро свело, и он сдался. Рот распахнули так, что едва не вывернули челюсть. Увидев, как Булочка приближается к нему с клещами, он замычал от ужаса. Она схватила его язык и вытащила наружу. Затем он почувствовал резкую острую боль, и его рот стал наполняться чем-то теплым и соленым. Потом к лицу поднесли раскаленный нож, и все внутри вспыхнуло болью. Запах жженого мяса ударил в ноздри. Спасительный мрак поглотил Клопа, и он рухнул в его прохладу.

Очнулся он в знакомой комнатушке лекарки. По-прежнему остро пахли сушеные травы, развешенные под потолком, но теперь их запах вызывал тошноту. Булочка, увидев, что он очнулся, подбежала и погладила по руке. Достав из угла суму, она распутала завязки, вытаскивая и раскладывая на столе горшочки. Потом ушла ненадолго, но вскоре вернулась с большим горшком.

Подойдя, она протянула руку к его губам. Клоп не сумел сдержать испуга и вздрогнул. Он чувствовал, что язык опух и занимает весь рот целиком изнутри. Он не мог ни говорить, ни кивать – сразу дергало болью.

– Кха-аааа, – просипела она, широко раскрыв рот. Тогда-то Клоп и увидел, что языка у нее нет вовсе, а вместо него у самого корня какой-то обрубок. Только сейчас он понял, что с ним сделали. Понял, что теперь и он молчальник.

– Кха-ааа, – по-прежнему упрашивала его Булочка.

Он решил послушаться. Клоп осторожно разомкнул челюсти и раскрыл рот. Лекарка аккуратно положила ему под язык холодную тряпочку и бережно прикрыла рукой рот. Он сразу почувствовал, что стало легче.

Язык – или то, что от него осталось, – онемел от холода. Потом, когда лед в тряпочке растаял, лекарка научила его полоскать рот какой-то горькой настойкой. Булочка сумела объяснить, что глотать ее нельзя.

Когда настойка закончилась, а снадобья убрали, она потянулась к нему, но Клоп отстранился. Булочек он теперь наелся на всю жизнь вперед. Кем-кем, а дураком себя Клоп не считал: сначала язык отчекрыжили, а теперь что?

Лекарка кормила его жиденькой кашицей из растолченного в порошок сушеного мяса и каких-то корней. Кормила с ложечки, как малое дитя.

Через три дня язык уже не казался таким огромным и помещался во рту. Тогда-то к нему и пришли, забрав на стройку.

Ради строителей-молчальников белые пограничные камни никто не откатывал: его спутники просто перешагнули через них, и все. Клоп пошел следом. Хвала Паготу, до склепа страшного старика идти не пришлось, строительство велось ближе. Он все еще боялся того места. Как раненого, его берегли. Понимали, что сил у него еще немного. Клоп подносил снизу, от тропинки, на вершину небольшие обтесанные камни, складывая в кучу. Трое угрюмых молчальников выкладывали из них круглую стену. Рядом толкли ноздреватый белый камень в порошок. К порошку добавляли яиц, молока, воды и месили раствор. Этим раствором клали кладку. Дорогой и богатый Дом выходил для дана!

Впрочем, денег у горцев и впрямь хватало. В этом он убедился в первый же день, когда его отпустили на обед. Сами строители кушали здесь же. Еду им приносили из деревни прямо на место. Вот только Клоп не мог есть эту грубую пищу, все это понимали. Ему нужно было хлебать жиденькую тюрю, что готовила Булочка. Вот и дали Клопу провожатого к границе Города мертвых. Дурни! Обратно-то на стройку он шел сам! Вот и заглянул в пару склепов по дороге, пока никто не видел. Неприкаянное золото валялось прямо у порога. А через пару дней и водить к границе его перестали. Чай, не заблудится.