Франческа Флорес - Алмазный город [litres]

Аина всегда думала, что, если когда-нибудь, на каком-то жизненном этапе, испытает позыв вернуться к знакомым с детства веществам, в душе ее что-то непременно взбунтуется, поднимется буря протеста. Как минимум ей вспомнится, как гордилась она собой, отказавшись от них. Но вот теперь, сидя на крыше отчего дома с флягой огненной воды в левой руке и вонючим клейким пакетом в правой, в компании одной лишь холодной ночи, девушка ощутила – нет ничего легче.

…Единственный раз после завязки она уступила искушению, лишь однажды, четыре года назад.

Коль тогда страшно загонял и измотал ее на занятии. И она, бедняжка, впервые за много-много месяцев купила себе клея и собиралась уже забыться на крыше Хайма. Она понимала, что есть опасность, надышавшись ядовитым парами из чертова пакета, задохнуться насмерть, как та девица на реке, но смысла оставаться в сознании больше не видела.

Коль застукал ее примерно через час, когда солнце уже зашло. Она смотрела на него из-под края бумаги мутными глазами, пульс был учащенным, дыхание – прерывистым. Шеф сорвал с ее головы пакет и закричал: «Вставай!» Но Аина лишь вяло и тупо глазела на него. Тогда Король помог ей перетечь в сидячее положение и оставался рядом все время, пока ученица приходила в себя. И хотя до самого утра ни один из органов ее чувств не работал достаточно четко, она накрепко запомнила, с какой силой рука Коля стискивала ее плечо, как плотно сжимались его челюсти и как свет лун отражался в глазах, которые он не сводил с нее ни на секунду.

В голове ее эхом раздавался его шепот: не смей никогда больше так делать, я спас тебя, вытащил из ямы, а ты все портишь, сама разрушаешь свое будущее. Он сказал: если потребуется, я просижу тут с тобой всю ночь. И действительно, лишь когда Аина наконец полностью очухалась, выпрямился во весь рост и пробормотал: хорошо, мол, хоть коньки не отбросила.

На следующий день она явилась к нему и впервые спросила: придет ли такой день, когда она сможет открыть в городе свою криминальную контору. Он ответил утвердительно, даже не подняв головы от письменного стола.

– Когда именно – скажу в свое время, – просто добавил Коль, и она вышла из его кабинета с чувством наконец обретенной жизненной цели.

…Чтобы не думать о своем роковом провале, Аина просто глазела вдаль. Сейчас, в таком же, как тогда, мутном взоре, Косин представал перед нею более чем когда-либо похожим на рисунок, и ей приходилось лишь удивляться, откуда художник взял силы для изображения этого проклятого места, притуплявшего всякое вдохновение своими мрачными серыми тонами… но в то же время и притягивавшего таких, как она, как Тео, как Рю. Заставлявшего оставаться и жить в нем, даже давясь его ядовитыми испарениями. Аина попыталась представить, как город мог выглядеть раньше – увитый тонкими шелками, умытый кровью, усыпанный алмазами? Взгляд ее скользнул по Куче, где каждая подворотня, каждая пылинка, каждый заколоченный дом и каждый урчащий от голода желудок представал в ее воображении живее, чем смог бы нарисовать любой художник.

Если Аине суждено пасть от руки Коля, то она предпочла бы, чтоб это произошло там же, где пали ее родители. То есть тут. Остается надеяться, что еще пара вдохов клея, и дорогие, золотые воспоминания об этом человеке отшелушатся и опадут, а останутся только дурные, так что умирать будет не обидно. Не больно.

Правильно она выбрала бумажный пакет, а не пластиковый. В таком труднее задохнуться. Хорошо бы не впасть в забытье до прихода Коля и успеть спросить, видел ли он все-таки в ней когда-нибудь нечто большее, чем просто Клинок.

С противоположной стороны здания послышался скрип. Голова Аины склонилась набок, и перед глазами сразу все поплыло, но она успела заметить Тео. Хотела было помахать, но рука уже онемела и безвольно упала.

– Так и знал, что найду тебя здесь, – сказал он, торопливо направляясь к подруге, но остановился чуть ли не в метре от нее. Прохладный весенний ветер трепал его волосы, темно-каштановые локоны щекотали швы – еще не совсем зажившие «сувениры» из застенков Башни.

– Ну а где мне еще быть? – Встречный вопрос прозвучал резче, чем ей хотелось.

– Я тебя искал, – сообщил Тео, сунув руки в карманы и глядя в сторону, на тесную застройку Кучи и вечно клубящийся над нею дым, который ветер нес вниз по склону холма от фабрик. На бутылку бренди и пропитанный клеем пакет в руке Аины он даже не посмотрел, хотя к этому времени не мог его не заметить.

– Ну поздравляю. Нашел. Туки-туки за Аину, – сказала она, помахав бутылкой как бы в знак признания его победы. – И что тебе надо?

Вместо ответа юноша наконец уселся рядом, свесив ноги с крыши. Голова Аины слегка склонилась набок, тяжелея с каждой секундой, но Тео поймал свою бывалую напарницу раньше, чем она упала совсем.

Вернув ее в положение сидячее и относительно ровное, обняв одной рукой за плечи, другой он аккуратно взял за подбородок и развернул к себе ее лицо. Перед глазами у девушки опять все закружилось; она не взялась бы утверждать, что именно выражал взгляд Тео, но что-то в нем напомнило ей об одной долгой ночи прошлого лета, которая и у него, и у нее выдалась свободной от дел.

Они тогда несколько часов проторчали в баре и накачались огненной водой до такой степени, что лично она уже совершенно не соображала, что говорит и делает. Воспоминания от того веселья остались в лучшем случае выборочные, но одна сцена в сознании засела ясно: Аина сидит рядом с Тео на общем длинном диване за столиком, и он пытается убрать с ее шеи прилипшую от жары прядь.

Она тогда отодвинулась, пожалев, что на его месте – не Коль.

А может, надо было не двигаться и посмотреть, что выйдет дальше? Ну, теперь уж не важно.

– Сердце у тебя стучит как бешеное, – мягко заметил Тео, уронив руку на колени. – Не надо бы тебе баловаться этим.

В ответ Аина туго натянула пакет на голову.

Юноша в недоумении поднял бровь:

– Понимаю: ты сейчас ничего не соображаешь и ужасно напугана, но очень прошу – остановись на секунду и подумай, что ты делаешь. Мою мать застрелили из-за этой истории с Каутой. История закончилась плачевно, вся работа насмарку. – Он помолчал, затем, словно нехотя выдавливая слова, продолжил: – Ты должна…

– Денег нету, Тео. Уж прости. Последние корсы ушли вот на это. – Она снова сорвала пакет с головы и потрясла им.

– Думаешь, я хотел сказать, что ты должна мне денег? – Тео издал горький смешок.

– А чего тебе еще? – огрызнулась она. – У меня не осталось больше никаких долгов – ни перед тобой, ни перед кем. Я не могу изменить прошлое и устроить так, чтобы Каута погиб от моей руки. А если б и могла, не стала бы. Ни в какие войны со Стальными баронами я ввязываться больше не стану, даже не мечтай. И мать твою из могилы не подниму.