Кассандра Клэр - Последние часы. Книга I. Золотая цепь

– «Я изучала науки точные, и геометрию, и философию, и врачевание, и логику, и риторику, и изъяснение и запомнила многое из богословия».

Корделия опустилась на колени. Меч описывал круги вокруг ее фигуры, заключал ее в огненное кольцо. Скрипка пела, пело ее тело, и Джеймс видел перед собой двор халифа, видел бесстрашную девушку, которая, преклонив колени перед Гаруном аль-Рашидом, рассказывает ему о своих достоинствах.

– «Я была привержена к поэзии и играла на лютне, узнала, где на ней места звуков, и знаю, как ударять по струнам, чтобы были они в движении или в покое».

Мэтью ахнул, словно ему не хватало воздуха. Джеймс бросил быстрый взгляд на друга. У Мэтью было странное лицо… так бывало в минуты, когда он думал, что его никто не видит. В его взгляде угадывалась тоска и одиночество, непонятное желание, стремление к чему-то такому, чего даже сам Мэтью не мог бы ни назвать, ни выразить словами.

Взгляд его был прикован к Корделии. Но, с другой стороны, все присутствующие смотрели на нее, как завороженные, смотрели, как метались в воздухе ее волосы, подобно языкам алого пламени. Ее смуглая кожа словно светилась, на ключицах выступили капельки пота. Джеймс чувствовал, что сердце его стучит, словно молот; кровь стремительно бежала по жилам, подобно реке, хлынувшей через разрушенную плотину.

– «И когда я пою и пляшу, то искушаю, – с этими словами Корделия резко выпрямилась. Взгляд ее, полный вызова, был устремлен на зрителей. – А если приукрашусь и надушусь, то убиваю».

Она стремительным движением убрала Кортану в ножны. Келлингтон перестал играть и, в свою очередь, уставился на девушку, словно влюбленный баран. Джеймса охватило непреодолимое желание наподдать ему хорошенько.

Корделия поднялась на ноги; она задыхалась, грудь ее часто вздымалась и опускалась.

– Со всей страны созвали ученых мудрецов, чтобы испытать Таваддуд, но она оказалась мудрее их всех. Она была так умна и прекрасна, что, в конце концов, халиф обещал выполнить все ее желания.

Корделия поклонилась.

– Так и кончилась эта история, – произнесла она и начала спускаться по ступеням.

Корделия впервые в жизни оказалась в центре внимания такого количества людей. Сбежав со сцены, она хотела слиться с толпой, но сейчас все смотрели на нее совершенно иначе, чем двадцать минут назад – все улыбались ей, кто-то кивал, кто-то подмигивал. Несколько обитателей Нижнего Мира восклицали: «Прекрасно исполнено».

Она неразборчиво бормотала благодарности и испытала неимоверное облегчение, добравшись, наконец, до Джеймса и Мэтью. Джеймс на первый взгляд был совершенно спокоен; Мэтью смотрел на Корделию круглыми от удивления глазами.

– Черт побери, – воскликнул он восхищенным тоном, когда она подошла ближе. Выглядел он серьезным, что не часто с ним случалось. – Что это было?

– Это была сказка, – быстро сказал Джеймс. – Отличная работа, Корделия. – И он кивнул на пустой диван с жаккардовой обивкой. – Анна куда-то скрылась в компании Гипатии, так что могу сказать: ты успешно отвлекла зрителей.

Корделия . Он не назвал ее «Маргариткой». Она не знала, что об этом думать. Она приложила руку к груди; сердце билось учащенно, после танца и еще от волнения.

– И что нам теперь делать? – заговорила она. – Сколько времени обычно продолжается соблазнение?

– Это зависит от того, проводить ли его по всем правилам или нет, – ответил Мэтью, и на губах его промелькнула прежняя насмешливая улыбка.

– Ну, ради Гипатии я надеюсь, что Анна сделает все по правилам… хотя для нас было бы лучше, если бы она поторопилась, – заметил Джеймс.

Мэтью вдруг застыл.

– Тихо, вы оба, – прошептал он. – Слушайте.

Корделия прислушалась. Сначала она услышала лишь неразборчивый ропот толпы, но затем различила знакомые слова, произносимые тревожным шепотом. «Сумеречный охотник. Здесь Сумеречный охотник».

– Они говорят о нас? – Она озадаченно огляделась и увидела, что Келлингтон, в раздражении стиснув зубы, уставился на дверь. На пороге стоял человек с ярко-рыжими волосами, в тяжелом твидовом пальто.

– Чарльз. – Глаза Мэтью превратились в зеленые щелочки. – Клянусь Ангелом. Что он здесь делает?

Джеймс выругался вполголоса. Чарльз протискивался сквозь толпу; пальто его было застегнуто на все пуговицы, и он с неловким видом озирался по сторонам. Видимо, он понимал, что его присутствие здесь совершенно неуместно.

– Надо уходить, – прошептал Джеймс. – Но мы не можем бросить Анну.

– Быстрее отсюда, и спрячьтесь где-нибудь, – велел Мэтью. – Чарльз придет в ярость, если увидит вас здесь.

– А ты как же? – спросила Корделия.

– Он знает, что меня можно обнаружить в самых неожиданных местах, – фыркнул Мэтью, и лицо его превратилось в каменную маску. Глаза сверкали, словно осколки зеленого стекла. – Я разберусь с Чарльзом.

Джеймс довольно долго смотрел на друга. Корделия почувствовала, что они обмениваются какими-то репликами, молча, беззвучно, как это делали парабатаи . Возможно, подумала она, однажды она сама сможет таким образом общаться с Люси; но в тот момент ей казалось, что это какая-то магия.

Джеймс кивнул Мэтью, отвернулся и взял Корделию за руку.

– Сюда, – произнес он и устремился вперед. Корделия повернулась спиной к Мэтью и услышала, как тот громко, нарочито удивленным тоном произносит имя брата. Толпа двигалась, жители Нижнего Мира пятились прочь от Чарльза; Джеймс и Корделия обошли Келлингтона и нырнули в какой-то коридор с алыми стенами.

Пройдя примерно половину коридора, они заметили открытую дверь; табличка на двери гласила: «Комната Шепота».

Джеймс устремился в комнату, увлекая за собой Корделию. Они очутились в полутемном пустом помещении, и он захлопнул дверь. Девушка привалилась к стене, тяжело дыша, и оба принялись озираться по сторонам.

Это было нечто вроде гостиной, или, скорее, кабинета. Стены были оклеены серебристыми обоями с узорами в виде золотых чешуек и перьев. У окна стоял большой письменный стол, размером с обеденный, высокий и широкий; на столе были аккуратно разложены стопки писчей бумаги. Одна стопка была придавлена медной вазой с персиками. Наверное, это рабочий стол Гипатии, подумала Корделия. В камине пылал огонь, судя по всему, волшебный: языки пламени были не оранжевыми, а голубыми и серебристыми. Полупрозрачный дым, прежде чем исчезнуть в трубе, принимал очертания листьев аканфа. По комнате плыл сладкий аромат, напоминавший запах розового масла.

– Как ты думаешь, что здесь понадобилось Чарльзу? – заговорила Корделия.

Джеймс рассматривал книги на полках – ну, а что еще мог делать Эрондейл в чужом кабинете?

– Где ты научилась так танцевать? – произнес он вместо ответа.