Кассандра Клэр - Последние часы. Книга I. Золотая цепь

Корделия обернулась и удивленно посмотрела на него. Он стоял, прислонившись к книжной полке, и пристально смотрел на девушку.

– В Париже у меня был учитель танцев, – объяснила она. – Мать считала, что обучение танцам помогает приобрести ловкость в бою. Этому танцу, – добавила она, – запрещено обучать незамужних женщин. Однако моему учителю было все равно.

– Ну что ж, хвала Ангелу за то, что ты сегодня отправилась с нами, – сказал он. – Нам с Мэтью точно не удалось бы изобразить нечто подобное.

Корделия улыбнулась через силу. На сцене, во время танца, она представляла себе, что Джеймс смотрит на нее, что он находит ее привлекательной, и при мысли об этом кровь быстрее бежала по жилам, и ее переполняла энергия. А теперь она отвела взгляд от его лица, рассеянно прикоснулась кончиком пальца к столешнице, возле стопки бумаги, на которой стояла медная ваза.

– Осторожно, – воскликнул Джеймс и резко взмахнул рукой. – Мне кажется, это фрукты фэйри. Они не оказывают никакого действия на чародеев – по крайней мере, магического. Но что касается людей…

Корделия отдернула руку.

– Но ведь этим нельзя отравиться?

– О нет, эти фрукты не ядовиты. Но я встречал тех, кто отведал их. Мне говорили, что чем больше их ешь, тем больше тебе хочется, и тем сильнее твои страдания, когда ты не можешь их получить. Но все же… я часто думал: а может быть, незнание того, какой у него вкус – это просто другая форма пытки? Пытка неведением, пытка искушением?

Он говорил легкомысленным тоном, но Корделии показалось, что он смотрит на нее как-то странно – во взгляде его промелькнуло новое, незнакомое ей выражение. Рот его был слегка приоткрыт, и глаза были темнее, чем обычно.

Красота может терзать твое сердце, подобно монстру с железными когтями, подумала она, но она любила Джеймса не за его внешность. Она любила его просто потому, что любила. При этой мысли кровь прихлынула к ее щекам; она снова отвернулась, и в этот момент раздался громкий стук в дверь.

Затем послышался грохот – кто-то пытался вломиться в комнату. Джеймс обернулся, и глаза его вспыхнули. Корделия схватилась за эфес Кортаны.

– Нельзя, чтобы нас застали здесь… – начала она.

Но договорить она не успела. Секунду спустя Джеймс очутился совсем рядом и привлек ее к себе. Обнял ее, слегка приподнял, прижал к себе. Губы его, касавшиеся ее шеи, были нежными и горячими. Она сообразила, что происходит, лишь через мгновение, когда дверь распахнулась, и из коридора донеслись чьи-то голоса. Корделия негромко ахнула и почувствовала, что сердце Джеймса забилось чаще; он запустил правую руку в ее волосы, и его шершавая от шрамов ладонь скользнула по ее щеке. А потом он поцеловал ее в губы.

Джеймс целовал ее.

Она знала, что это не по-настоящему, что это всего лишь игра. Она понимала, что он притворяется, чтобы со стороны показалось, будто они – два существа из Нижнего Мира, у которых любовное свидание в Комнате Шепота. Но это не имело для нее значения. Ничто сейчас не имело для нее значения, кроме того, что он целовал ее; и она задыхалась от невыносимого счастья.

Она обвила руками его шею, приникла к нему. Она чувствовала на лице его дыхание; он целовал ее осторожно, несмотря на то, что движения его рук, поза изображали страсть.

Но она не хотела, чтобы он обращался с нею осторожно. Она хотела безумной страсти, потрясающей душу, хотела, чтобы любовь его была настоящей, отчаянной, гибельной – такой, о какой она мечтала несколько лет.

Корделия приоткрыла рот, почувствовала вкус нежных губ Джеймса, вкус ячменного сахара и пряностей. Со стороны двери послышался нервный смех, и Корделия почувствовала, как напряглась рука Джеймса, обнимавшая ее за талию. Он убрал вторую руку, касавшуюся ее щеки, на затылок, внезапно прижал девушку к себе еще теснее и начал целовать страстно, как будто не в состоянии был справиться с собой. Он наклонился к ней, кончик его языка касался ее губ, и она дрожала всем телом.

Она неразборчиво прошептала что-то, не отрываясь от него, и услышала, как закрылась дверь. Тот, кто заглядывал в комнату, ушел. Но Корделия не убирала рук с шеи Джеймса. Если он хочет, чтобы все кончилось, думала она, пусть он отодвинется от нее сам.

Джеймс оторвался от ее губ, но не разжимал объятий. Он по-прежнему прижимал ее к себе, и она представила себе, что его тело – это колыбель для нее. Она погладила кончиками пальцев его затылок; на шее, над воротником, виднелся едва заметный белый шрам в форме звездочки…

Дыхание его было прерывистым.

– Маргаритка… моя Маргаритка…

– Мне кажется, сюда снова кто-то идет, – прошептала она.

Это была неправда, и оба они знали это. Но это было неважно. Он привлек ее к себе с такой силой, что она едва не споткнулась, зацепившись каблуком за край ковра. Туфля слетела, и Корделия отбросила прочь вторую туфлю, поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, упругих и сладких; они были такими дразнящими, соблазнительными, когда он слегка касался уголка ее рта, скулы, подбородка. Голова у нее закружилась, когда она почувствовала, как он одной рукой расстегивает ремень, державший ножны с Кортаной, а вторая рука его скользнула по ее корсету. Она прежде не знала, что можно чувствовать подобное: все тело ее, сгоравшее от невыносимого желания, напряглось, и одновременно стало как будто бы невесомым.

Она откинула голову назад, и Джеймс осыпал поцелуями ее шею. Он наклонился, не отпуская Корделию, и положил ножны с мечом у стены; выпрямившись, он снова сжал ее в объятиях. Они кое-как отошли от книжного шкафа, причем Джеймс почти нес ее, продолжая страстно целовать в губы. Они споткнулись о складку ковра, затем, отчаянно шаря вслепую вокруг себя, на ощупь нашли массивный письменный стол. Корделия вцепилась в край столешницы, выгнулась навстречу Джеймсу, и он резко втянул воздух сквозь зубы.

Он провел ладонями вдоль ее тела, от бедер до талии, потом осторожно прижал ладони к ее груди. Корделия ахнула, задрожала от неведомого прежде ощущения, страстно желая, чтобы он не убирал руки, продолжал ласкать ее. Он коснулся кончиками пальцев края ее корсажа, прикасался к ее обнаженной коже в вырезе платья. Она снова задрожала, и он поднял на нее взгляд – совершенно безумный взгляд тигриных глаз, горящих золотым огнем. Джеймс стряхнул черный фрак, отшвырнул его прочь; когда он снова обнял ее, она почувствовала тепло его тела сквозь тонкий бронзовый шелк.

Даже во время танца, даже в зале для тренировок она не испытывала такого ощущения – как будто все нервы ее были натянуты до предела. Джеймс поднял ее и посадил на стол, и она взглянула на него сверху вниз, сжала коленями его тело. Он взял в руки ее голову. Ее волосы окутали их, словно стена багрового пламени, они целовались, и целовались без конца.