Ингерсол Локвуд - Невероятное подземное путешествие барона Трампа [litres]

Еще не поздно, местные каменотёсы не смогли бы выполнить свою задачу за такое короткое время, они услышат мой стук, разрушат свою ледяную стену, а король и его дочка встретят нас в своем Ледяном дворце с холодным, но искренним удовлетворением.

Погрузившись в раздумья, я почти бессознательно начал вращать бур, пока не погрузил его на половину длины в ледяной пол, а затем, протянув руку, обхватил Балджера и притянул его к себе, как обычно делал, готовясь к глубоким раздумьям.

Едва я это сделал, как лед под нами издал один из тех резких, ясных трескучих звуков, столь непохожих на звук, производимый при разрушении любого другого вещества; и вслед за этим я почувствовал, как ледяная масса, на которой сидели мы с Балджером, на мгновение задрожала, а затем, внезапно наклонившись вниз, отделилась от массы позади нее и начала двигаться!

Инстинктивно чувство ужасной опасности заставило меня вцепиться в бур, который я воткнул в лед. К счастью, он оказался у меня между ног, и я мгновенно обвил их вокруг него, приняв сидячую турецкую позу, в то время как моя левая рука крепко обхватила тело Балджера.

Я не знаю, как это получилось, потому что всё произошло в одно мгновение; но теперь я сидел, крепко оседлав, так сказать, спину этого хрустального чудовища, когда оно со скрипом и треском разорвало хрустальные звенья, связывавшие его со стеной льда, и стремительно понеслось вниз по стеклянному склону.

От испуга я уронил лампу, и теперь меня окутывал глубокий мрак этого подземного мира. Но нет, это было не так, потому что пока вырвавшаяся глыба льда с треском продвигалась вперед, две холодные кристаллические поверхности испускали странное мерцание фосфоресцирующего света, что делало летящую массу похожей на чудовищное живое существо, из тысячи глаз которого вырывались искры, когда оно бешено мчалось вперед. Оно сначала набрало скорость, преодолевая более крутой участок пути, затем столкнулось с каким-то препятствием и ударилось о скалистые стены коридора, посылая ливень кристаллов, сверкающих и мерцающих в черном воздухе! Вскоре эта глыба попала на пологий склон и под тихую музыку дробящихся кристаллов мягко заскользила в своем полете, как будто она установлена на полозьях из полированной стали, а затем с внезапным ускорением понеслась по более крутому спуску, почти подпрыгивая в воздухе, скача, шипя над скользкой дорогой и оставляя за собой огненный шлейф. И тут она натыкается на участок пути, заваленный тут и там другими глыбами льда.

С безумной яростью она набрасывается на меньшие с рычанием ярости, перемалывая их в порошок, который, подобно дождю ледяной пены, она швыряет на Балджера и меня, сидящих на ее спине. Но некоторые глыбы сопротивляются такому ужасному натиску, и нашего могучего коня швыряет из стороны в сторону с треском и скрипом, когда он яростно ударяется своими хрустальными боками о выступающие скалы, оставляя следы своей белой плоти на этих чёрных непреклонных головах.

Кажется, прошел час с тех пор, как хрустальное чудовище вырвалось из плена, и всё же оно продолжало свой дикий полёт, бодаясь, толкаясь, петляя, шатаясь, унося Балджера и меня на самый нижний уровень подземного мира.

Неужели оно никогда не прекратит свой безумную скачку? Неужели у меня нет возможности обуздать его? Будет ли оно лететь до тех пор, пока не истончит свое тело до такой степени, что следующее препятствие разнесет его на десять тысяч кусков, а нас с Балджером отправит на верную смерть?

Пока эти мысли мелькают у меня в голове, летающая масса делает последний безумный рывок и приземляется на почти что ровный участок дороги. По другому звуку, издаваемому скользящим блоком, я понял, что мы оставили позади область льда, и что наши хрустальные сани теперь мягко скользят по дорожке из полированного мрамора.

Но, миля за милей, мы всё ещё скользили вперёд, но теперь уже мягко, спокойно, бесшумно, и тогда я осмеливаюсь думать, что наши жизни спасены.

Но так велико было напряжение, так страшна была тревога, так измотало меня усилие удержаться на ледяной глыбе и не дать моему любимому Балджеру выскользнуть из моих рук, что я упал навзничь в обмороке, когда скользящая масса наконец остановилась. Я думаю, что пролежал там добрых полчаса или около того, потому что, когда я пришел в себя, безумная радость Балджера сказала мне, что он был ужасно взволнован, и как только я открыл глаза, он начал осыпать мои руки и лицо ласками в своем любимом стиле. Милое, благодарное сердце, он чувствовал, что на этот раз обязан жизнью своему маленькому хозяину, и хотел, чтобы я понял, как он мне благодарен.

Как только нервы Балджера оправились от шока, вызванного моим продолжительным обмороком, я потянулся к своему ретранслятору и коснулся его пружины.

Прошло полтора часа с тех пор, как мы прошли через ледяной портал владений короля Гелидуса. Если учесть, что я пролежал без сознания полчаса, то наш безумный спуск на спине хрустального монстра длился целый час, а средняя скорость этой массы льда составляла примерно полторы мили в минуту, то теперь мы находились не менее, чем в девяноста милях от Холодного королевства, где король Гелидус восседал на своем ледяном троне, принцесса Шнеебуль сидела у его ног, а рядом с ней сидел принц Чиллихопс.

Я с большим трудом поднялся на ноги, так окоченели мои суставы и скрутились мышцы после этой ужасной скачки, каждое мгновение которой я ожидал, что меня разобьет вдребезги о выступающие скалы или разорвет в клочья, зажав между несущимся ледяным чудовищем и гигантскими сосульками, свисающими с потолка, как сверкающие зубы какого-нибудь огромного существа из этого подземного мира.

Но может ли быть такое, дорогие мои друзья, чтобы мы с Балджером избежали быстрого и милосердного конца только для того, чтобы оказаться лицом к лицу со смертью в десять раз более ужасной, в том смысле, что она могла бы быть медленной и мучительной, лишенной даже жалкого блага смотреть друг на друга, ибо вокруг нас сгустилась непроницаемая тьма, а тишина была такой глубокой, что мои уши заболели от желания услышать хоть какой-нибудь звук, нарушающий ее? И все же было что-то в звуке моего собственного голоса, что поразило меня, когда я пытался что-то сказать. Казалось, что ужасная тишина была рассержена тем, что ее нарушили, и ударила меня по зубам.

Где же мы находимся? Таков был вопрос, который я задал себе, и тогда я попытался припомнить каждое слово, прочитанное мною на заплесневелых страницах рукописи дона Фума о мире внутри мира; но я не мог припомнить ничего, что могло бы просветить меня, ни одного слова, которое дало бы мне надежду, и я уже готов был закричать в полном отчаянии, когда, случайно подняв глаза и посмотрев вдаль, я увидел то, что показалось мне блуждающим огоньком.