Николай Грошев - Сын славного города [СИ]

— Так это ж, Лиштаи брат, Баргова волосня проклятая! Не господарев воин то, а Гримкет это!

Голосит народ и хмурится уже — конь господарев, одёжа воинская, а ведь не брали в учение его рыцарственные правители, не был он обучен, права не имел, волосня с копыт-то барговых!

Поднял камень Голова деревенский, да к нему шагнул, да как кинет камень тот!

И прям ему в плечо и попал.

Народ за камнями наклонился, а тут!

Рёв! Да злобый такой и зверский, что ажно жуть просто! Пираи даже штаны свои испортил с перепугу-то — все они уже того ждали, что за их повинности не исполненные, уже придёт и вылезет из земли сам Барг и сожрёт их живьём.

Но это был не Барг — то Гримкет был. В два прыжка он добрался до головы, и меч его срезал старику голову, словно сухую тростинку.

Народ с минуту столбом стоял, не понимая, что происходит. Гримкет смотрел на них злобно, с его меча капала кровь, пряталась за его спиной перепуганная сестра…

Люди начали опускаться на колени. Не ясный шёпот перешёл в ясные слова.

— Прости господарь! Прости юродивых! Не знали, не хотели! Простииииии!!!

Он плюнул в их сторону и в дом ушёл.

Разошёлся народ потом, в каждом доме слова всякие говорили, наверное. Вот и Пираи хотел было — да не с кем. Ари так и не вернулась. Ушла и не вернулась, неблагодарная она тварина…

Вскоре вернулись ещё некоторые. Кто в портках своих, кто в доспехах господаревых, кто пешком, кто на лошадях, но у всех в карманах золотые звенели.

Думать народ стал, размышлять.

За повинности бегали они к замку господареву, да часто бегали, да нет никого уже в замке. Только смрад трупный и кости обглоданные хищниками всякими. То поняв и заприметив, стали они их хоронить, да к Гримкету за разрешением прежде пришли.

— Как хотите. Я эту мразь и видеть не хочу.

Вот как сказал этот Баргов сын, про добрых и милостивых господарей, что отдали свои жизни, защищая их от зла Баргова. Народ шептался — вернётся рыцарственный правитель господарь их Привой помазанный и будет тогда Гримкету, попомнит он своё, корчась в ужасе и муках на колу, да задом своим мерзким. Но до того, молчал люд добрый и этой твари мерзкой кланялся, да с его поганой мерзостью, сестрой этой, мило улыбался, да говорил хорошо. Вот придёт господарь, вот он им покажет. А их дело малое…, но как без господаря-то жить? Не по-людски это, по-звериному оно, негоже свободному человеку без господаревой-то воли жить. И ненависть тая, к Гримкету повинности свои они приносили, и разрешенья с него просили. Он чаще плечами пожимал, а то и вовсе внимания не обращал, но им хватало и этого. Главное, что б разрешил господарь новый, а как именно это уже не важно.

А вот повинности он не брал, и то уже было важно и неправильно. Женщина пришла, что без спросу господаря огород убирала, одёжу простую одела, что б Баргов господарь повинность с неё взял, не утруждая себя особо, исподнего не надела, у Привы статуи поплакала, ведь от Барга тот господарь, да и пошла повинность свою сбывать. А он её взашей и прогнал сразу. Заволновался народ, злиться стал, но что поделаешь? Такова воля господаря нового, лишь Прива может его наказать. А им червям навозным, в послушании должно быть.

Но так думали не все — порча Баргова проникла глубоко.

Гримкет и другие, странные вести принесли — Баргов зловонный пёс, господарь рыцарственный правитель Логан, взял Сабу, убив господарей всех до единого. Звали они его, почему-то, Святым, а его деяния злобые, походом Святым. После той битвы вернулись они все домой. Все кто остался жив, а Баргово копыто господарь Логан, двинул своё войско на Тобу, куда сошлись все оставшиеся рыцарственные правители, дабы принять бой последний и решающий.

Там этот пёс Логан и сдохнет смертью ужасной — никто и не сомневался.

Как оказалось, это не так — не сомневались в том, далеко не все.

В одно прекрасное утро, Пираи и многие другие, вдруг поняли, что за ночь деревня потеряла треть людей. Целые семьи ушли. Малый скарб свой прихватив, ушли и всё тут.

Вернулся тем вечером он домой и, глядя на огонь в очаге, долго не мог уснуть. Вновь плакал мальчик — пришлось оплеуху ему дать, чтоб не мешал. Кормленный он, так нет же — орёт. Сам виноват, нечего отцу нервы портить. Пелёнки менянные, чего орёт? Всё это ему от Ари досталось, видать, Баргово зло всегда в ней было, он просто не замечал, ослеплённый безграничной любовью к ней…, а она так подло поступила с ним! Предала тварина поганая! Да как она могла???

Стерев слёзы горя праведного и полыхнув злостью справедливой в глазах, он сделал усилие над собой и пожелал Ари не слишком ужасных пыток в Барговых Юдолях. Всё-таки он добрый человек, не мог он ей, даже такой подлой и мерзкой, желать слишком жестоких пыток в посмертии.

Время шло, подрос безымянный мальчик, урожай зимний уже поспел, и лето начиналось — жарко становилось, а господарь рыцарственный правитель, так к ним и не вернулся.

Зато вернулись некоторые из тех селян, кто на Святую войну ушёл. Некоторые вернулись ещё раньше, и странные вещи тогда они говорили, но он не слушал. Понял он всё — они не просто так приходили, Баргова порча с ними приходила. А вот те, что вернулись к лету, эти были уже даже и не они, то и вовсе были демоны — он понял это однажды, сидя у очага.

Они говорили, демоны эти, что все господари мертвы, что господарей больше не будет, что Тобу пал, что Святой рыцарственный правитель Логан отныне правит Сабасом.

Такой лжи стерпеть было почти невозможно, но Пираи терпел, как и все прочие.

Сестра Гримтека вышла замуж — за юношу, что вернулся одним из последних, на прекрасном белом коне. И не было господаря, что мог дать разрешение и что сношал бы её в первую ночь.

Говорили ей — жди ты дура! Вернутся господари, тогда разрешенье спросишь, ночь первую, сношаться с господарем будешь, если повезёт, конечно. Да выберешь время, дабы не пьян он был, а то вот Шрита, было дело, не вовремя пришла, так с конём господаревым, на потеху воинам его, сношаться ей и пришлось — чуть не померла бедняга. Ну, так сама виновата — головой думать надо было, прежде чем замуж-то не вовремя выходить…

Так нет же! Какой там ждать! Поженились мерзкие выродки и первую ночь друг с другом сношались — Пираи не выдержал и в ту же ночь, тайком пробрался к их дому и сделал свою месть. Весь день терпел, измучался, а потом пришёл и под дверь им месть всю и выложил. С полведра получилось, да вонючее — ужас! Увы, никак иначе отомстить и нельзя — господари самозванцы, злые были, повинности не брали, отмахивались от них, сношать никого кроме жён не хотели. Мало того — к статуи Привы перестали подношения носить!

Шло время, жили они словно в Аду, молясь о том, что б Прива вернула настоящих господарей, но они всё не возвращались, и жизнь кошмарная длилась словно бы бесконечно.