Николай Грошев - Сын славного города [СИ]

И она, Милостивая Богиня, всё-таки их услышала.

Но как же странно откликнулась она на просьбы и мольбы!

Пираи сидел на пеньке перед домом своим — только что унёс мальчика своего к кормилице, да перед тем зерно жерновами молол, устал очень. А молоть ещё немало, а уж всё тело болит. Эх, Ари, Ари — вот у неё хорошо получалось. Возьмёт она мешок, с амбару притащит, и давай молоть, и хорошо так получается у неё — загляденье! Как будто усталости мало — жернов сточился, от деда Ари он ещё. Теперь новый надо, а где ж его взять? Раньше вот у господаря спросить можно было, достали бы, Ари ублажила бы их хорошенько, да и добыли б жернов хороший. Может, муки б взяли немного, за урожай один, но нашли бы жернов. А теперь? Иэх…

Они шли медленно, прямо по центру улицы. Пираи обомлел от ужаса, едва глянув на них. Всклокоченные, лица злобые у всех, одёжа какая попало. Кто в обносках, кто в грязь только и одет, а кто и в доспехах, да таких, что смотреть больно — наплечник из металла, рваный панцирь из кожи, наголенник один, а на второй ноге, акромя густых волос и нет ничего.

— Ну что? — Сказал один из них, когда дошли они до дома его. Тут только Пираи и понял, что он один на улице остался, попрятались все, а он не догадался.

В ужасе он поднял глаза и увидел это грязное тяжёлое лицо, со злой улыбкой Барговой и гнилыми чёрными зубами. Говоривший с ним — то не господарь, то не добрый селянин, то Зло само, то люди дикие, что магией Чёрного Ганга отравлены навсегда. Бандиты то, из лесов колдовских.

— П-п-пощадите… — Пискнул Пираи, неожиданно обмочившись — это было умным ходом.

Расхохотались разбойники, и убивать не стали. Пнул его командир их, но не сильно, в грудь пяткой грязной, да и всё. Кулак вот ещё занёс, но тут!

Услышала Прива — молитвы их о господарях услышала Милостивая Богиня.

Но он понял то, лишь спустя несколько минут.

— Эй. — Крикнул кто-то, и обернулись разбойники. Пираи видел их лица в профиль, с земли, сквозь свои коленки, которыми закрывался, от этого ужаса воплоти — к смерти готовился он лютой, ведь не спасёт их никто. Господаря нет, младшие господари померли все, кто теперь спасёт?

Лица бандитов полнились изумлением — Гримтек в своём доспехе, наверняка, украденном у какого-нибудь доброго и мудрого господаря, стоял он перед домом своим, с мечом в руке.

— Не понял. — Хмурясь зло прошипел командир бандитов, коих было просто тьма — аж восемь человек! Вот был бы господарь с ними — одним движением длани всех бы и победил. А что этот Гримтек, Баргом проклятый, волосня Баргова ему в рот, может тут сделать? Вот что? Червь ведь навозный, как и все они. А господаря нету теперь, прокляты они теперь и смерть лютая их ждёт…

— Ты ж сказал, подохли все господари. Чё это такое? — Прошипел кто-то.

— Да подохли! Сам видел — в Тобу их правитель Логан как курей резал, клянусь!

— Сдаётся мне, врёшь ты. Это вот что такое, Баргово копыто мне в зад?!

— Я там был сам, с войском его. Видел, как всё было. — Рычит разбойников командир в ответ. — Подожди-ка. — Он вдруг удивлённо брови вскинул и, хлопнув себя по коленке, воскликнул. — Да я ж и его там видел! Этот из крестьян — он на улицах дрался!

— Хм. — Ответил бандит и, наклонив голову, смотрит он на самозваного господаря.

— Уходите. — Говорит Гримтек.

— Ты один. — Отвечает ему командир бандитский. — Убьём мы тебя. Так что давай так, возьмём что хотим, но никого не убьём. И всё на этом. Пойдёт?

— Нет, не пойдёт. Вы вернётесь — вы каждый раз возвращаетесь.

— Дело твоё. — Пожал плечами командир бандитов, а тот, что только в грязь одетый, хищно оскалился и со смехом снял с плеча лук. Только вот применить не успел — стрела воткнулась ему в спину, точно меж лопаток.

Бандиты, с рыком и шипением, обнажили оружие, но меж домами, впереди и позади них, уже были те, кто вернулся в село с войны. Немного их было, но с оружием все, да с луками трое.

Пираи взвыл от ужаса и сжался у стены — глупый Гримтек! Теперь ведь бандиты лютовать будут, всем ведь плохо будет, ведь не просили они ничего особого, ведь можно было дать им, что просят и ушли бы, а теперь…

Когда крики и звон стали стихли, на улице лежали мертвецы. Только глава бандитов жив ещё был — елозил в пыли, с рваной раной на груди.

Гримтек стоял над ним, поднимая меч. Медленно, в свете солнца, он опускал клинок, а бандитский командир кричал от боли. И на губах Гримтека появилась улыбка, и смеялся он — но не так, как Баргом отравленные смеются. Пирайи видел, всё видел — крылы самой Привы распустились в тот момент за спиною Гримтека.

Он пал ниц и плакал от счастья, неразборчиво благодаря Гримтека и прочих — тех, что остались живы в этом бою. Теперь он понял, все поняли. Не Барга то происки, вовсе нет — то Привы разуменье и судеб плетенье. Не злится она на них, не забрала она господарей, нет.

Гримтек и те, кто вернулись — вот они, новые, угодные Приве, господари!

С удвоенной силой стали они повинности испрашивать у господарей, что не самозванцами оказались, а Привы посланниками истинными! И к ним они шли по всем делам, что к господарю раньше ходили и больше не злились и не переживали — даже если господари отмахивались или молчали на них грозно, всё равно рады были они. Вот почему Приве не носили они жертв-то, подношений! Потому как сама Прива их прислала, с нею связь духовная у них — вот оно чё! А они сразу и не поняли. Ну так, оно и понятно — куды уж навозным червям, такое понимать.

Но Прива милостива и знак им показала — то бандиты те окаянные и были, знаком-то тем.

И зажили они довольные и радостные.

Правда, смущало, что повинности не справляют новые господари. Иной раз совсем жутко становилось. Разбил вот Пираи подношение Приве, аж крынку молока! И немедленно побежал к Гримтекову дому, ниц пал и плакал, и молил о повинности не сильно строгой. А Гримтек вышел, плюнул, ему в лоб прям попал, и в дом ушёл — очень страшно было в тот день. Всю ночь кошмары снились. Не понимал он как это так — преступление свершил, повинился, а повинности не было.

Странная началась жизнь.

Он к ней даже почти привык.

А потом пришли Они — короля люди, с железами и очагами.

В ужасе попрятались они все по домам, в окошки смотрели, коленками дрожали, из-за дверей плакали и о пощаде молили. Гримтек и те, что с королём новым воевать ходили, как господарям и положено, навстречу вышли людям тем. Стали посреди улицы главной и единственной в посёлке, руки в боки упёрли и стоят. А тех! Тьма. Аж штук сорок — а то и все пятьдесят! Пираи чуть со страху не помер — это тебе не голодранцы с магии Ганга обезумевшие.

Видел он из окошка-то — лица хмурые, глаза злющие, оружие у всех и доспехов куча, да каждый на коне, да телеги две за ними — то ясно для чего, что б добро награбленное, на чём вести было. Не знали они в тот момент, что за ужас такой в посёлок явился.