Николай Грошев - Сын славного города [СИ]

После, Лограну снова пришлось несколько часов ходить по комнате, заваленной хворостом, камнями и брёвнами. В этом уроке, он должен был проходить от одной стены до другой, не издав ни единого звука — получалось плохо. А когда он в сердцах заявил, что это невозможно, наблюдавший за ним Арагон, поднялся со скамьи у стены и быстрым шагом прошёл к противоположной стене, затем обратно и уселся на ту же скамью.

Никто не услышал ничего, кроме тихого шелеста, да и тот, едва-едва.

Логран, поражённый демонстрацией той до глубины души, шагнул вперёд и тут же под его ногой, с громким и весьма ехидным треском, сломалась сухая веточка…

Он вышел в коридор, направил к большому двору.

А может быть, снова будет маленькая комната, заваленная рыхлой землёй, на которой оттиснуты следы множества разных животных и тот же Арагон, будет рассказывать ему, кто, когда именно и какой след оставил. Ему требовалось запомнить и пересказать. С этим уроком проблем не возникало — он сам удивлён был, но запоминал всё буквально на лету. Чем очень гордился.

— Это только земля. — Его гордость заметив, сказал Арагон. — В лесу всё иначе. Следы не бывают полными, очень редко след целый. Они тронуты дождём или ветром. Много травы, ветки, всё не так как здесь. Здесь только следы. Там, всё остальное.

Логран меньше собой гордиться не стал, но взгляд смиренно опустил пониже, мол, каюсь, виноват, больше не буду. Арагон усмехнулся — от него не укрылась фальшь.

А может быть, сегодня ему снова придётся торчать в одной комнате со смуглой девушкой из Свободных, которая будет рассказывать, какие клубни, ягоды и плоды Сабаса, можно потреблять в пищу? Логран часто засыпал на этом уроке — скучно было. По большей части он уже знал всё, что ему говорила девушка. Он плохо помнил, откуда и почему это знает, но стоило ей заговорить о каком-то плоде, и он тут же вспоминал — чаще всего, первым проблеском такого воспоминания, был вкус названного плода или клубня. Он раньше их ел, только не мог вспомнить, почему и зачем — если бы постарался, то, наверное, смог бы вспомнить, но он не видел в этом смысла.

А может быть, предстоит один из самых отвратных уроков, какой он получал в Малом городе.

Случалось это редко, но каждый такой урок, вспоминался с отвращением — сначала с таким, что его всего дрожью пробирало, а затем просто с отвращением, нейтральным и почти пустым.

Этот урок проходил с Арагоном, в той же комнате, где ему рассказывали какие плоды и коренья, какие ягоды Сабаса, можно есть, а какие нет. На этот раз, ему пришлось узнать много нового. Он каждый раз, увидев в той комнате Арагона, тяжко вздыхал, но ничего не поделаешь — это тоже урок и его нужно усвоить. Арагон садился за стол, уже обильно накрытый, за него садился и он. После чего, Арагон начинал рассказывать, что есть на столе, как это добыть и в каком виде это можно есть. Почти всё из указанного, в Сабасе съедобным не считалось ни в каком виде.

Рядом со столом, всегда стоял пузатый деревянный тазик. В первый, да и многие другие дни, он ему очень пригодился — когда тошнило, тазик очень кстати был.

А тошнило часто.

Арагон не просто рассказывал и показывал — всё из того, что было на столе, нужно было съесть.

Причём Арагон начинал первым, разделяя трапезу со своим юным учеником.

Первый раз Лограна вывернуло наизнанку спустя несколько минут. Уже когда Арагон подцепил с тарелки горсть, копошившихся там трупных белых червей и отправил их себе в рот, Лограну стало не хорошо. Когда пришлось и ему так поступить…, в общем, тазик был очень нужен на том уроке. Использовался он частенько, ибо много было на том столе копошившейся, ранее считавшейся несъедобной, разнообразной дряни.

Лишь когда приходилось дегустировать коренья, клубни и плоды, тазик не требовался.

Со временем, тошнило его всё меньше, хотя рвотный позыв никуда не пропал, а отвращение никак не уменьшилось. Самый бесполезный из уроков и самый мерзкий — зачем? Малый город предоставлял любую пищу, в любом количестве, даже ту, что крестьяне лишь на праздники могли себе позволить, а тут хоть каждый день и не важно, слабый ты или сильный, малец или уже доказавший свою силу. И зачем нужно было давиться земляными червями и клубнями, от которых неизбежно начинался понос? Арагон объяснил — на такой пище можно выжить, это не просто, это не принесёт удовольствия, но позволит протянуть достаточно долго, что бы собраться с силами и добыть себе нормальную еду. Эта пища, выворачивавшая желудок наизнанку, зачастую потребляемая в сыром виде, была крайним средством для умирающего, а не источником сил.

Что-то из этого требовалось жарить, что-то сушить, что-то есть сырым — это нужно было запомнить крепко. Ибо, взять хотя бы розоватый клубень, какой Лограну пришлось съесть в первый же урок — вообще-то, он считался ядовитым. Как он узнал от Арагона, его нужно было вываривать несколько минут в кипятке, после чего, он становился съедобен и хорошо наполнял желудок. Кроме того, был очень вкусным — напоминал сухую пыль, смешанную с соплями. По сравнению с красной многоножкой, которую есть требовалось живьём, этот клубень был просто пищей Богов.

Не хотелось бы опять на этот урок идти — от одной мысли подташнивать начало.

Логран искренне скучал по старым урокам. Ему хотелось упражняться с мечом, а приходилось варить травы, слушать о еде и следах животных — это было скучно, иногда мерзко, а порой он ощущал себя униженным. Увы, воины-учителя, считали, что ему это нужно знать.

Может, они и правы. Но надоело уже это всё прям до смерти.

Логран вышел во двор и сразу же увидел Арагона — он стоял там, подле группы ребят с одноручными мечами и говорил с воином-учителем. Его он заметил сразу и, кивнув воину-учителю, широким шагом двинулся к Лограну.

— Пошли. — Сказал Арагон и повёл его в Малый город, для очередного урока.

Но урока не было.

В пустой комнате, Арагон сел на пол, скрестив ноги. Указал ладонью перед собой, Логран сел туда и замер — это напоминало урок с отваром, вызывавшим боевое безумие, но отвара тут нет.

Довольно долго, Арагон молчал — такое с ним случалось не редко, и Логран полагал, что такие паузы, требуются арийскому воину, дабы собраться с мыслями и произнести длинную речь.

В этом году, они изучали новые песни, те, что хорошо разъясняли, почему Первые Предводители, так сильно отличаются от всех прочих. Они пришли из далёкой страны. Ария, что лежит за Великими горами. Они пришли сюда как воины и своим мечом взяли всё, что положено сильному. Первые Предводители, были другими.

Они отличались не только внешне. Великие в бою — в беседе, они были, эм, не столь велики.

— Они думают, что ты готов. — Наконец, произнёс ариец и тут же добавил. — Я не согласен. Логан не согласен. Только Домен считает иначе. Но воины-учителя, сказали своё слово. Наше мнение не играет роли. Но ты должен знать — я не считаю, что ты не готов. — Помолчав, он медленно покачал головой, а по лицу его пробежала тень печали. — Тар возродился в теле Нара. Так и бывает — новое тело не повторяет старое, оно становится другим. Нар — другой. Воины Нара, другие. Но я верю, что однажды, Нар станет, не только достоин своего прежнего тела, я верю, что он превзойдёт Тар, как Тар, однажды, превзошёл Ар. — Арагон снова замолчал, а в памяти Лограна всплывали отрывки боевых песен — он понимал, о чём говорит ариец. Тар погиб в битве, как и положено любому сильному воину. Погиб в лучах славы, погиб столь достойно, что боевая песня отражает лишь слабый блик величия и славы Тара, блик, трижды отражённый от лезвий окровавленных мечей воинов, что защищали его, в его последний день. Не только люди, погибнув, отправляются на поиски нового тела для своей души — у городов, у их стен, тоже есть души. Когда-то погиб Ар и его сыны покинули проигранную битву. Они выстроили Тар, в стенах коего, душа Ара обрела свой новый дом. Но ничто ни вечно — пришло и время Тара принять свою славную смерть. Когда-нибудь, это время придёт и для Нара, но сейчас Нар ещё очень юн, он буквально недавно родился…, Логран слушал и в душе раздавались отзвуки боевых песен, что когда-то пришли из Ара, потом из Тара, что бы сегодня стать боевыми песнями Нара. Он слушал и сейчас не смог бы сказать, что из услышанного было словами Арагона, что пришло к нему из боевых песен, как воспоминание, а что стало его собственными мыслями.