Николай Грошев - Пламя войны [СИ]

А вот к женщинам, отношение было другим.

Несколько женщин, присоединившихся к армии недалеко от Тобу, сбились в стайку и, так получилось, что наткнулись они на солдата одного из господарей. Лицо им было незнакомо, они впервые его видели, но хорошо помнили, что творили господаревы солдаты в деревнях. Парень прятался в одном из домиков. Раньше, они принимали унижения и пытки как должное, но с приходом Святого господаря, всё изменилось.

Впрочем, будь время другое, они бы прошли мимо, может даже поклонились бы в пояс и не стали бы мешать воину господаря прятаться в пыльном уголке. Но все пять женщин разного возраста, ещё пару часов назад, находились на улице, где свистели стрелы, кричали люди, где смерть пировала вовсю. Что-то, там, на этой улице, надломилось в их душах, что-то такое выскочило наружу, чего они сами не понимали и никогда прежде в себе не замечали.

Господарева воина, совершенно деморализованного и даже не пытавшегося сопротивляться, вытащили на улицу, связали. Обломки мебели из дома использовали как топливо для костра. Раскалили ножи, вооружились кузнечными клещами, предварительно раскалёнными на том же костре. С бедняги спустили штаны и всё хозяйство, под самый корень, щипцами и выдрали…

Мимо шёл отряд Шеди, вместе со своим кехешем. Все смурные — кехеш словесно выдавал подзатыльники за их попытку набрать добра из домов столько, что ногами еле двигали. Он ругал их и объяснял, почему так делать нельзя. Женщины не заметили отряда — визгливо хохоча, они перевернули скопированного воина на живот и те же клещи вогнали ему в зад, бессвязно лопоча что-то о том, как их самих и их дочерей насиловали, как в голову взбредёт воины господаревы и господари самолично. Мужик очнулся, истошно завыл от боли. А женщины, чьи лица перекосило от страха, злобы и застарелой обиды, годами проглатываемой, начали терзать его тело ножами. Покромсали так, что смотреть страшно, кое-где голые кости наружу торчат…, кехеш остановился. Сделал знак рукой своим воинам и задумчиво нахмурился. Тут женщины их и заметили. Развернулись с ножами наголо, лица перекошены злобой, в глазах безумие и…, и ножи попадали. Все пять вскрикнули в испуге, глаза как блюдца стали:

— Господарь Арагон! — Выдохнули они разом. Разом же посмотрели на обезображенное и ещё живое тело воина господарева. И как одна, все разом рухнули на колени. — Пощади господарь!!!

— За что? — Не понял Арагон. Шеди глазами хлопнули, на него глянули — ослышались, нет? Вроде ж пытки все дела, там честь, ещё какой-то бред кехеш нести любил на эту тему…

Арагон смотрел на тело, коему осталось жить считанные минуты, и не мог решить дилемму — он заслужил достойную смерть или нет? В его плане, эта смерть, конечно, так, ни о чём — только чтобы не сгореть от стыда, когда душа выйдет из земли, отделится от полностью протухших, и сожранных червями останков, и отправится на поиски нового тела. Достойная смерть — это не только смерть от меча. Павший сам должен быть вооружён и сражаться умело, храбро, вот это смерть, которая заслуживает погребального костра. Но всё же смерть от меча, в любом виде, достойнее, чем смерть от истощения пытками. Однако — это воин, который прятался где-то. Иначе он бы ещё сражался на улицах или лежал бы там мёртвый. А раз нет, значит, прятался, словно женщина или ребёнок. Можно ли его убивать мечом? Вопрос стоял только так. Оставить его умирать от боли, Арагон не мог, не получив пятна позора на своём лице, пятна крохотного, но всё же пятна. А их они на свои лица густо намазали ещё там, в провинциях Империи, когда были вынуждены вести за собой армию висельников. Теперь хватит. Если тогда, это было хоть как-то оправдано, то терпеть подобное и дальше они не могут никоим образом.

— Кехеш? — Арагон зарычал — он думал, а тут отвлекают, понимаешь…, о чём думал-то? Мысль потерялась…, ах да! Он думал, что меч неплохо бы поновее раздобыть…, взгляд упал на тихо стонущее тело — вот о чём думал. Так… — Кехеш, нам убить женщин?

— Зачем? — Не понял Арагон.

— Они пытали этого мужика. — Один из Шеди указал кончиком меча на едва живое тело.

— Ну и что? — Снова не понял Арагон.

— Но пытки, кехеш ты говорил, что пытки делают слабым, что нельзя…

Арагон вдруг расхохотался, выхватил меч и в шаге вперёд занёс его над головой. Женщины с визгом закрыли лица руками, сжались в комок. Засвистел меч, лезвие разорвало плоть, захрустели кости. Женщины сжались ещё сильнее, но…, вроде живые…, убрали ладони от лиц, оглянулись — воин мёртв, голова отсечена. Господарь идёт вниз по улице, за его спиной озадаченные Шеди.

И говорит он им.

— Женщина и так слаба, если её кровь не алого цвета. Ничто не ослабит того, что и так слабее мыши. Её душа, словно речной туман — грязь позора не пристаёт, мимо проходит…

Дальше не услышали, далеко они ушли…

Женщины поднялись на ноги, все пять повернулись к жутко обезображенному телу.

— Это мы сделали? — В ужасе заламывая руки, воскликнула самая молодая.

— Не верю… — Выдохнула другая.

— Поделом скотине! — Прошипела третья.

— Пусть за дочку мою помучается тварь поганая! — Зарычала четвёртая.

— Милостивая Прива, что ж мы натворили-то? — Воскликнула пятая.

Они переглянулись, ощутив разные, противоречивые чувства — от отвращения друг к другу и к самим себе, до дружеского взаимопонимания. Но разбегаться не стали. А то получится как в Сабе — одна отбилась вот, одна осталась, так её за местную приняли и господарь Кохан спьяну её и снасиловал. А она как всё кончилось — бежать со всех ног, да голышом, а тут наёмники господаря Тутаха — не появись на улице другие крестьяне из войска, не узнай её, так вся бы рота её…, чудом можно сказать спаслась. Так что старались держаться в толпе, чтоб не ощутить себя на стороне жителей отданного на разграбление города.

В процессе грабежей обнаружилась интересная деталь — людей в городе было много меньше, чем должно было быть. Многие дома пусты, ценностей почти не осталось. А как до порта дошла волна грабежей, стало ясно всё. Причалы пусты, нет ни одного корабля. Вот тут и обнаружилась неприятная сторона того, что они дали Тобу время на организацию обороны — все кто мог, ушли морем до начала штурма. Остались лишь те, кто не мог заплатить, те, кто надеялся на своих господарей и не верил в победу варварской орды, над таким могучи воинством, да те, кто просто не мог оставить свой дом. Однако арийцы ничуть не расстроились — все пятеро сумели проявить такую доблесть, что о них помнить будут веками и враги и друзья. А вот их воинство, втихаря роптать начало — добычи, считай половина, в дали морские уплыла.

Тобу, к концу третьих суток практически обезлюдел. Спрятаться смогли немногие, мужчины Тобу почти все погибли. Их женщины, не сумевшие спрятаться и пережившие насилие захватчиков, часто кончали с собой или были до того измучены, что умирали просто от ран, побоев и самих актов насилия — впрочем, таких было меньшинство. Мечи арийцев, людей Ригеда, Домена и наёмников Кохана, собрали обильную жатву из жизней тех, кто счёл слова крестьян переживших битвы за Салир и Саб, байками.