Николай Грошев - Пламя войны [СИ]

— Поможете. — Рыкнул ариец, осмотрев труп животного — вроде ничего страшного сделать ни успели, пусть живут. Но раз пытались так грязно оскорбить зверя — съесть часть его тела, а, значит, и часть его души обречь на ужасный процесс, который глубоко оскорбит душу зверя, то будут помогать и в грабеже примут участие, только когда он сам к этому делу снова приступит.

Бедняг загнали помогать перетаскивать громадное тело чуть в сторону на чистую площадку. После чего ариец отправил их на поиски дерева и горючего масла. Когда всё было собрано, впятером, они кое-как взгромоздили тушу зверя на погребальный костёр. Крестьяне, на дрожащих ногах, привалились спинами к стене здания. Хрипло дыша, они смотрели как арийский воитель, поджигает костёр. В полном недоумении они слушали длинный рассказ Радона о славной битве, в которой Зверь (так он его назвал прямо на месте, прежде у вола имени не было), убивал врагов пачками. Он всему городу рассказал громкими своими воплями, как вол воровал славу Предводителя имевшего право вести пять тысяч воинов, говорил о том, как вол почти убил рыцаря и так далее и тому подобное. В общем, к моменту, когда от вола остались только кости, крестьяне очень много узнали о его славном боевом пути.

— Теперь он. — Радон указал рукой на рыцаря, чью голову разрубил на две половины.

Снова был собран костёр, теперь поменьше, снова Радон кричал на всю улицу, теперь расписывая, как рыцарь храбро бился со Зверем и как ловко он пронзил его сердце всего одним могучим ударом меча.

— Теперь они. — Радон указал на груду тел воинов рыцаря. Крестьяне, в обще-то, не жрамши сутки почти, еле шевеля ногами, поплелись к телам, стали брать первых на руки.

— Не эти. — Махнул рукой Радон. Стал ходить по улице, всматриваться в лица мертвецов. Тех, кого помнил как воинов создавших ему проблемы в бою, поднимал одной рукой и бросал крестьянам. Как только отворачивался, они поспешно утаскивали тело к ещё горевшим кострам, попутно обшаривая карманы погибших — раньше не успели. Просто вола увидели и вспомнили тут, что есть хотят, а тут этот понимаешь припёрся…

Копейщиков, семерых аж, сожгли на общем костре.

— Не слишком сильные. — Пояснил Радон. — Отдельный костёр для каждого не заслужили.

Тут он тоже орал прославляя подвиги павших, но недолго и без особого энтузиазма.

— Господарь. — Испугавшись собственной дерзости, заговорил один из них, когда прославление немногочисленных подвигов копейщиков закончилось. — Зачем мы сожгли вола?

— Зверь. — Рыкнул Радон. — Его имя Зверь.

Минуту он смотрел, как горят тела копейщиков, а затем ответил.

— В его теле жил сильный дух. Он должен родиться мужчиной, человеком. Теперь у него есть шанс. Он сильный воин, сражаться с ним или против него — честь.

— Но у животных нет души… — Сказал тот же крестьянин. В ответ такой взгляд получил, что вскрикнул и поспешно язык прикусил.

— Дикарь. — Резюмировал Радон. — Души есть у всех. — Подумав, решил, что крестьянин не просто так про Зверя сказал, возможно, он понимает какой он бесполезный и не нужный кусок мяса, годный разве что на удобрения. Поэтому он добавил. — У тебя тоже есть душа.

Крестьянин икнул зачем-то, зелёный весь схватился за плечо и на пол сполз. Радон глянул на руку свою — он хлопнул парня по плечу совсем легонько, что б поддержать, а тот чуть не помер…, ариец вдруг нахмурился и задумался. А что если душа есть не у всех? Что если у таких, как этот слабак, души нет? Ведь ни одна душа не захочет жить в таком мерзком дряблом теле…., хотя…, что если в нём душа, например, коровы? Тогда становится понятно, почему слабый такой…

— Ох! — Вдруг воскликнул Радон, неожиданно прозрев — так вот почему крестьяне все такие слабые! В них души животных селятся! Вот в чём дело! Причём селятся души животных исключительно женского пола. Теперь всё становится на свои места — и как раньше не догадался?

Радон ещё раз осмотрел улицу — все достойные, погребены достойно. Теперь можно заняться сбором трофеев. Воитель отпустил крестьян и пинком вышиб ближайшую дверь…

К концу третьего дня, на глаза Логана, попался Шэрхан. Зверь грелся на солнышке, развалившись посреди улицы. Весь в крови запёкшейся, толстый, пузатый — любимой еды по всему городу столько, что и за год не съесть. Тигр приоткрыл один глаз, лениво зевнул. Логан, хмурый лицом, остановился напротив. Тигр поворчал, но всё же глянул на арийца.

— В следующей жизни, ты родишься дойной коровой. — Рыкнул ариец.

Шэрхан смысла оскорбления не уловил — он ещё спал наполовину, но тон ощутил прекрасно.

— Я — Шэрррхан! — Рыкнул зверь, садясь на камни.

— Ты родишься коровой, когда станешь мёртв. — Повторил король.

— Шэрррхан не умрёт! — Ответил тигр, поднимаясь на лапы и воинственно оскалив клыки. — Шэрррхана хранит Дух Света! Шэрррхан вечен!

— Шэрхан слабый. — Презрительно скривив губы, заявил ариец. Зверь ощерился, вздыбив шерсть на загривке. — Шэрхан умер дважды. Дважды вернулся в бой. Шэрхан не имел права убивать тех, кто остановил его сердце. Шэрхан слабый и глупый. Он точно родится коровой.

Тигр мало что понял, но суть уловил — Логана презирал его за быструю смерть в бою. Шэрхан не выполнил задачу, и лучники перебили три десятка его воинов. Вторую часть он понимал хуже — разве это плохо, что он не умер, что смог вернуться, что его нельзя убить? Собственно, его можно убить, он даже знал как. Просто обычная сталь и дерево, не смогут прикончить его навсегда. Так уж получилось…, так почему на него смотрят так, будто он не сражался до конца, а бежал, трусливо скуля от ужаса?

Зверь не понимал, хотя его разум сейчас, был примерно равен человеческому.

— Когда Шэрхан падёт снова — он не должен возвращаться в бой, что бы ни произошло.

Зверь когтями проскрёб камни мостовой чуть ли не насквозь и снова зарычал. Длинный хвост бил по бокам, глаза полнились гневом — ему захотелось напасть и разорвать человека в куски.

Однако…, он чувствовал — чёрный меч непростое оружие. Если его сердце пронзит такой клинок, погибнет не только тело — Дух Света тоже перестанет существовать.

— Мы обещаем. Шэрррхан даёт слово, Дух Света даёт слово.

Ариец кивнул и прошёл мимо — он был доволен беседой. Шэрхан хороший боевой зверь, и на самом деле не его вина, что он так страшно опозорил своё имя и свой дух. Увы, когда он на самом деле умрёт, душа прозреет, всё вспомнит и поймёт чудовищную глубину своего позора. Она будет гореть от стыда и обязательно возьмёт тело коровы или лошади — тут уже ничего не поделать. Но злости не было. Просто тигру не повезло — мерзкая магия Ганга ужасно изуродовала его тело, а с ним и его дух. Он даже испытывал нечто вроде сочувствия к несчастному зверю, злой магией Ганга, навсегда лишённого возможности умереть с честью.