Николай Грошев - Пламя войны [СИ]

Вновь несколько крестьян были убиты уже после того как сопротивление Тобу было сломлено. Попали под раздачу новички в армии, решившие, что рассказы о жестокости Святого господаря и его ближайших сподвижников одержимых злыми духами, просто байки. Ну, как господарь рыцарственный правитель, пусть даже Святой, мог убивать людей за невинные и вполне приличные пытки? Да это ж бред сивой кобылы!

Так что выволокли девушку на улицу и прибили её руки к стене длинными гвоздями, проткнули груди иглами (каждое движение разрывало грудь девушки дикой болью, что заставляло её истошно орать, а движений всяких вскоре стало очень много). Приготовления закончили и стали насиловать толпой по очереди. Крестьяне, пережившие Саб и Салир, поспешили устраниться и не мелькать на улице той. И не зря. Сию невинную забаву (гвозди били между жил, очень аккуратно, а иглы втыкались ниже сосков, ничего не задевая — с ранами помучается с полмесяца и как новенькая будет), застал в самом разгаре длинный гигант с двумя мечами. Совершенно пьяный, из карманов золотые монеты падают, идёт к ним хмурится весь. Крестьяне поспешно расступились — господари такие забавы любят. Последний стоявший в очереди, на девушку ещё глянул — ая-яй! Вся, так сказать, рабочая часть, грязная, в белом вся и хоть противно было, но рубашку содрал свою и вытер всё там тщательно, а девчонка орёт, да с выражением — лепота! По заду пышному, теперь чистому, хлопнул хорошенько и, склонив спину, руки в приглашающем жесте вытянул, мол, господарь, извольте пристроиться…

— Ик. — Сказал Домен.

— Ааааааа!!! — Сказал крестьянин пожертвовавший рубашку на подтирание безобразия растёкшегося по задней части несчастной. На мгновение закрыл рот и заорал пуще прежнего — весь зад девушки снова грязный. Только теперь цвет того безобразия ярко-красный. А безобразие то, хлещет из обрубков его собственных рук. И руки теперь на земле лежат…

— Меч Аргхана мне в глотку… — Проворчал Домен, прищурив один глаз — всё кажется, мир двоиться перестал. Теперь не промахнётся. Собирался голову отрубить и кишки выпустить вторым клинком, а вместо этого руки отрубил — перепил слегка. Ну, ничего бывает…, крестьянин замолчал — трудновато кричать-то, когда голова на земле валяется.

Остальных словно парализовало — господари и правда немного безумны! Они убивают за пытки! Для всей толпы, сейчас возникло чувство, что мир перевернулся, и небо вот-вот рухнет им на головы. Да как так вообще? Почему господарь Домен взбесился от вида забавной, совсем не травматичной пытки? Ведь у неё всё заживёт и можно дальше пользовать или отпустить на все четыре стороны. Да и ведь не мужчина то, не кормилец, не работяга ценный, то ж баба просто! Ну и что, что красивая? Баба как лошадь — есть много других, и пашут с той же отдачей! А он…

Когда из ступора вышли, на земле лежало полтора десятка мелко нашинкованных тел. Прикрыв один глаз, Домен, на каждом из них отработал по одному сложному приёму боя на двух мечах. Каждый удар был двойным и каждый должен был быть смертельным. Отработать все подобные вещи не получилось, так как крестьяне кончились. Большая часть валяется на земле, остальные сбежали воя от ужаса. Бегать за ними не хотелось. То, что он и не смог бы сего сделать в принципе, потому что всего шатает и вот-вот вырубится, забывшись пьяным сном — это так, детали. Ему просто не хочется, вот и всё.

Домен стряхнул кровь с клинков, убрал их в ножны — не сразу и не все. Первый вошёл нормально, а второй всё время мимо. Как ни кривился, как ни пытался, а только сам себе острием в ногу его и загнал. Домен взвыл от боли, потом рукой махнул и за пояс меч сунул. Пусть так пока, там отрезвеет, разберётся, что за порчу на него такую странную повесили, что один меч из ножен сам собой выпрыгивает. Нет, ну не мог же он промахнуться, правильно? Правильно. Магия значит. Наступил поди, на заколдованный камень и всё, порча. Как отрезвеет должна сойти — он такое частенько встречал. Как начнёшь город грабить, доброго вина выпьешь, и начинается — обязательно на камень с порчей наступишь. Как ни осторожничай, а наступишь. Города селян страшная вещь, полно там всяких штучек колдовских.

Он подошёл к девушке. Вся в крови, хотя филейная часть такая, что и правда захотелось. Однако порча была сложнее, чем обычно и основной элемент хотения уснул мертвецким сном, да так словно и вовсе умер. Девушка закричала, его заметив — помимо окосевшего взгляда, зверской мускулатуры и нереального для Катхена роста, Домен ещё и в крови весь был. Однако её вопль на свой счёт не отнёс — он ведь, на самом деле, неотразим. Девушки его все любят, потому что он теперь молодой и сильный. Он даже колдунью соблазнил и…, и влюбился в неё.

Домен нахмурился, глянув вниз, на свои штаны. Неужели Отала постаралась, шоб, значит, не изменял? Но как же она могла? Пожилой воин, внешне и тридцати нету, решительно пообещал себе серьёзно поговорить с Оталой — она не может так поступать с сыном Тара!

Правда, к утру, порча та прошла и трудный разговор с эрфийской колдуньей не случился.

Тут девушка опять закричала. Домен наклонился, грудь осмотрел — вроде всё цело, она сможет кормить младенца. Вырвал иглы, девушка с коротким вскриком потеряла сознание. Осмотрел ладони. Пальцы не повреждены, она вылечится и сможет работать по хозяйству, сможет растить детей. Ей нет нужды умирать и отправляться на поиски нового тела.

Домен повернулся и пошёл дальше по улицы, шатаясь влево вправо да распевая боевые песни о временах Телхасса, чьи навыки по выращиванию боевых скакунов, были забыты. Их, наверняка, отразили в одной из боевых песен, но, увы, есть у такого способа хранить опыт предков, серьёзные недостатки — песни о воспитании боевых коней, попросту забыли.

Город сильно пострадал от грабежа. Многих жителей поубивали. Преимущественно это делали крестьяне, привыкшие к жестокости относительно себя самих. И немало таких крестьян в итоге жестоко пострадали — наёмники Кохана, парни Ригеда и Домена, все они переняли эту ненависть арийцев к пыткам. Но только парни Ригеда, воспитанные в Орхусе, понимали это так же как арийцы. Если Кохан и его наёмники и раньше к пыткам относившиеся брезгливо, за время службы Логану преисполнились к ним ненавистью, то у воспитанников Орхуса, как и у арийцев никакой ненависти к этому вопросу не было.

Они лишь считали, что это делает мужчин слабыми, превращает их в женщин, отравляет души так, что после смерти, лучшее, на что они могут рассчитывать — тело глупой уродливой женщины.

Они не просто очищали грязь со своих душ, пресекая пытки и убивая палачей — они оказывали услугу тем мужчинам, что пытали людей. Мужчина, опозоривший своё имя и вымазавший свою душу грязью, умирал до того как эта грязь впивалась глубоко, делала его душу слабой. Только умерев почти сразу, он обретал возможность вернуться назад, к жизни, в мужском теле.