Николай Грошев - Пламя войны [СИ]

Женщинам Тобу, выпало пережить много мучений в те три дня, но им оставили жизни и свободу. Мужчины, не пытавшиеся сопротивляться, почти не пострадали, за исключением тех, что попали в руки крестьян присоединившихся к армии после боя за Сабу.

Вышел ещё один неприятный казус, который не был замечен в предыдущих городах.

Этот казус образовался на глазах Логана.

Так же женщины, на этот раз три крестьянки, выволокли на балкон здания, красивую, богато одетую горожанку и стали срывать с неё одежду, а на шею мотать расхлястанную волосяную верёвку. Что именно они собирались сделать, так и осталось непонятным, но повесить на такой верёвке можно было разве что не крупного кролика — под весом человека, она бы лопнула как струна, правда, прежде разорвав кожу на шеи, впрочем, не повредив при этом артерий. Может этого добиться они и хотели. В руках одной вот соли горсть была…, непонятно, в общем.

Логан на крики голову повернул. Увидел, что творится и побелел от ярости. С рёвом ринулся вперёд, прыгнул, руки с грохотом легли на перила балкона, посыпалась штукатурка, перекошенное лицо арийца, возникло над плечом уже голой горожанки. Крестьянки взвизгнули, назад отступили и на задницы плюхнулись.

— Не сметь! — Взревел король.

— Н-но господарь, это ж купцова д-дочька, ш-люха мерзкая…

Ариец перелез через балкон. Горожанка знатная, без чувств свалилась на пол. Король наклонился, ухватил крестьянку за глотку, резко поднял вверх, едва не сломав ей шею, и с силой грохнул её спиной о стену. А затем приблизил своё лицо к мордашке девичьей и буквально прошипел, соплями всё личико ей позабрызгав.

— Тррррофей. Женщина — трррофей воина. Мёррртвая женщина — еда ворррон. Не сметь!!!

И отпустил её. Крестьянка молодая свалилась с громким хриплым стоном, а ариец взвалил горожанку на плечо и спрыгнул наземь. Когда бедняжка очнулась — чудесного спасения не случилось. На ней пыхтела могучая варварская туша.

— Сиди тут, останешься жить. — Рыкнул он, закончив дело и покидая комнату. Девушка осталась там плакать, да кутаться в простыни порванные, а ариец покинул дом, в прекрасном настроении — он почти до краёв насладился трофеем, городом, что зовётся Тобу.

В общем, когда грабежи и насилие прекратились, город походил на призрак.

А до того, случилось и кое-что ещё, что породило в итоге, неприятную, многие годы арийцев бесившую легенду.

Радон, едва набив карманы золотом, перестал болтаться по городу в поисках трофеев. Он даже на женщин не обращал внимания — ему не давал покоя последний бой, где его боевую славу, украл бездумный вол. Он вышел на улицы и двинулся туда, где пал тот могучий зверь. По пути, он вдруг решил, что не вернётся к приятному занятию, пока с улиц не будут убраны трупы достойных и их души не уйдут с дымом костров к новым жизням. Обычно такими вещами занимались молодые воины, никак себя не проявившие и далеко не сразу после битвы. Павшим, приходилось некоторое время страдать, находясь в телах — но сыны Тара сильны, их души, словно из стали, они легко переживали такую тяжкую боль, как ожидание погребального костра в своём мёртвом теле.

Когда грабежи заканчивались, молодым воителям полагалось стаскивать добро в место дележа общей добычи, а потом отправляться на улицы и собирать тела достойных, собирать погребальные костры для них. Конечно, правило не соблюдалось в чистом виде. Бывало и короли всё вдруг бросали и шли заниматься похоронами, а бывало и наоборот — никто не притрагивался к телам, пока армия не собиралась в обратный путь, всё сильно зависело от боя и его результатов. То есть, по настроению. Правило то было скорее рекомендацией, чем правилом. Ведь сыны Тара, крепче стали — они не пострадают, подождав ещё немного в своих мёртвых телах, и не будут злы на братьев, ведь они понимают, как сладок день, что наступает после штурма и победы их.

Радон, оказался на месте тех королей, что уходили с мест дележа и шли хоронить павших, чуть ли не сразу после битвы. Как и те короли, он был так впечатлён доблестью павших в этой битве, что не мог позволить себе и минуты промедления — они должны идти к новым телам прямо сейчас. Их мощь была такой, что он не может оставить их даже на минуту в мёртвых телах, не опозорив своего имени. Радон шёл хоронить быка и всю дорогу думал — чья же душа сидит в нём? Прославленный воитель, сын Тара или там кто-то совершенно другой? А может, эта душа никогда не была человеческой? Он впервые пожалел, что не колдун что…, пламя брызнуло из глаз и Радон замер, слыша, как в ужасе бешено бьётся его сердце. Судорожно он коснулся своего лица…

— Моё лицо!!! — Взвыл он. — Где моё лицо???

Снова та гладкая кожа, наверное, снова белая…, а ведь его лицо — оно ведь только-только заново отросло!!! Он на весь город завыл «верни моё лицо!!!» и надо же — пламя погасло. Нечто, выплеснувшееся из глубины сознания, медленно уходило обратно в таком диком недоумении, что воин и сам начал его ощущать так, словно это его собственное чувство.

Но вот он коснулся пальцами щёк, носа, глаз и шумно выдохнул — лицо обратно отросло.

Он двинулся к своей цели, и полу туманная мысль пришла из глубин сознания. Он мало что там понял, но смысл, вроде бы был такой — магия маски (а он-то подумал, она совсем пропала, эх…), могла узнать, чья душа жила в быке. Радон даже заинтересовался и маска ответила. Увы, ответила она полнейшей ахинеей. Она утверждала, что душа из быка давно выскользнула — вот что за бред? Ведь все знают, даже дети — душа в теле, пока оно полностью не будет уничтожено.

Маска возопила сердито — душа это частица изначальной силы, которая связана с телом тонкой сетью каких-то нехронов энерхичных. И те нехроны подозрительные, связаны только с живым телом, а как только оно умирает, нехроны рвутся и душа улетает. В общем, что попало несла маска, какой-то тотальный бред. Даже полный идиот знает — душа не покинет тела, пока оно не будет истреблено до последней частички. Потому и надо в огне сжигать.

Чужое сознание пропало, устранилось, оставив после себя очередную вспышку недоумения и лёгкое раздражение. Радон был вполне доволен — пусть там и сидит. Маска явно безумна.

Он вышел на улицу, заваленную телами. И замер в трепете перед мощью поверженного зверя — вся улица в трупах, вол лежит посередине, возвышаясь там, словно гора.

И многие убиты именно рогами вола и…

Радон зарычал, на ходу вытаскивая топор.

— Не сметь! — Хрипло проорал воин, пробираясь через завал из тел.

Четверо мускулистых крестьян, застыли как вкопанные. Глянули на арийца, на быка, коему ляжку уже подрезали чутка, на ножи свои окровавленные и, не поняв, что такого страшного они совершили, на всякий случай, рухнули на колени, разом завыв что повинны они очень, и рады будут наказание вкусить, так как глупы они, черствы, тупы и далее идёт целый поток недостатков.