Холли Блэк - Железные земли [= Решительная] [litres]

Ведьма чертополоха протянула длинную костлявую руку и погладила Кайю по щеке грубыми, как кора, пальцами.

– Бедная маленькая пикси. Иди сюда, ко мне, склони голову, поплачь на моем плече.

– Я даже не представляю, на чьей вы стороне, – простонала Кайя, но подошла и прислонилась к старой фейри. – И какие это стороны. Я имею в виду, эта ситуация… она как лист бумаги, у которого есть всего две стороны? Или как одна из странных игральных костей с двадцатью сторонами, которые есть у Корни? И если сторон действительно двадцать, есть ли кто на моей?

– Умная девочка, – одобрительно прошептала ведьма.

– Хватит, это бессмысленно. Вы можете рассказать мне хоть что-нибудь важное? Что-нибудь!

– Ты уже знаешь, что тебе нужно. Так же, как нужно тебе то, что ты знаешь.

– Опять загадка! – возмутилась Кайя.

– Иногда загадка и есть ответ, – отозвалась ведьма, легонько похлопав Кайю по плечу.

Корни проснулся в предрассветном полумраке, разбудил его далекий звон колоколов и громыхание копыт. Он перевернулся, не понимая, где находится. Тело болело, в груди нарастала паника. На нем снова оказалась старая кожаная куртка, но края ее рукавов теперь выглядели потрепанно – кожа потрескалась. Запястья саднило, и боль стала еще сильней, когда парень случайно дернул стягивающий их шнурок. Во рту стоял кислый привкус.

Сообразив, что до сих пор находится в землях Благого двора, Корни почувствовал себя еще неуютнее. А затем заметил Луиса, укутанного в фиолетовое пальто Кайи. Он лежал, устроившись на корнях тернового дерева, прижавшись к ним щекой, точно к подушке. Тут же голову наполнили воспоминания о вчерашнем дне. О том, каким же Корни был идиотом.

И какими мучительно-нежными были губы Луиса.

И как Луис придерживал его волосы, убирая с лица, когда Корни тошнило в траве.

И как невероятно добр он был.

От стыда щеки Корни запылали, а глаза защипало от слез. Горло сжалось при одной мысли, что произошедшее придется обсудить с Луисом. Он встал на колени и неловко поднялся – только расстояние между ними могло успокоить его сейчас. Дальше, как можно дальше. А вдруг Кайя там, откуда доносится шум? Может, если Корни успеет ее отыскать, Луис не станет заикаться о вчерашнем? А он будет вести себя так, будто ничего не случилось.

Корни двинулся на звук. Он шел, петляя меж стволами, пока не увидел процессию.

Мимо промчались подкованные серебром лошади, гривы их переливались, глаза блестели, лица наездников были скрыты шлемами. Первый всадник был в темно-красных доспехах, покрытие которых, казалось, шелушилось, как старая краска, второй – в белых, кожистых, как змеиное яйцо. Следом гарцевал черный конь. Поравнявшись с Корни, он неожиданно встал на дыбы. Доспехи всадника были черными и блестящими, словно вороново перо.

Корни отпрянул. Грубая кора ствола дерева, к которому он прижимался, оцарапала спину.

Всадник в черном обнажил изогнутый клинок, блестящий точно рябь на воде.

Корни запнулся, от страха он совсем не мог думать. Конь подошел ближе, его горячее дыхание опалило лицо парня. В попытке защититься он вскинул связанные руки.

Клинок легко рассек стягивающий запястья шнурок, и Корни вскрикнул, падая в грязь.

Всадник вложил меч в ножны и снял шлем с гребнем.

– Корнелиус Стоун, – произнес Ройбен.

– Ройбен! Что ты здесь делаешь? – Корни истерично рассмеялся от облегчения.

– Пришел обсудить с Силариэль один договор, – ответил Ройбен. – Я видел Сороусэпа у берега озера. Кто связал тебе руки? Где Кайя?

– Руки? Ну… это для моего же блага, – пояснил Корни, растирая запястья.

Ройбен нахмурился, склоняясь в седле.

– Почему же? Будь добр, поведай мне.

Поднявшись, Корни пальцем коснулся зеленого листа, тот свернулся и потемнел.

– Довольно неприятное проклятие, согласен? Шнурок был для того, чтобы я случайно кого-нибудь не коснулся. Кажется. Я плохо помню вчерашний вечер.

Ройбен хмуро покачал головой.

– Уходите отсюда как можно скорее. Сороусэп поможет вам благополучно покинуть земли Светлого двора. Сейчас все кажется не тем, что есть на самом деле. Как вижу, даже ты. Кайя, ей нужно… – Он ненадолго замолчал. – Скажи мне, что она в порядке.

Корни хотелось огрызнуться, посоветовать Ройбену пойти подальше со своей притворной заботой, но он не стал. Его еще трясло от воспоминания об остром лезвии, которое всего пару минут назад пронеслось в миллиметре от его головы.

– Какое тебе дело до нее? – спросил он.

– Я волнуюсь о ней. – Ройбен на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь успокоиться. – Поэтому, как бы плохо ты ни думал обо мне, вытащи ее отсюда.

Выпрямившись на седле, он дернул поводья. Лошадь отступила.

– Постой, – окликнул его Корни. – Я хотел спросить: каково это – быть королем? Каково наконец-то стать настолько могущественным, что никто не может контролировать тебя?

Да, Корни говорил с насмешкой, но он действительно желал услышать ответ.

– Сомневаюсь, что мне известен ответ, – глухо рассмеялся Ройбен.

– Отлично. Не хочешь, не говори.

Ройбен чуть склонил голову к плечу, а Корни стало вдруг неловко от такого внимания самого короля. Когда Ройбен заговорил, тон его был мрачен:

– Чем сильнее ты становишься, тем больше враги находят способов подчинить тебя. Они будут использовать тех, кого ты любишь, и тех, кого ненавидишь; они найдут подходящий кнут и пряник, накинут на тебя уздечку и заставят гарцевать под своим седлом.

– И что, нет никакого способа оградить себя от опасности?

– Стать невидимым, пожалуй. Или бесполезным.

– Тоже не помогает, – покачал головой Корни.

– Тогда заставь врага отступить первым, – подсказал Ройбен. И пусть на губах его играла улыбка, а тон был весел, предложение не показалось легкомысленным. – Или умри. Никто еще не научился управлять мертвыми. – Он опустил забрало. – А теперь найди Кайю и уходите отсюда.

Легким движением поводьев Ройбен развернул коня и поехал по тропинке. Следом за ним протянулась цепочка следов, которые оставляли блестящие копыта коня.

Корни двинулся обратно в лес и наткнулся на Адаира, расслабленно прислонившегося к дереву.

– Ты не соответствуешь великолепию этих мест, – произнес фейри, откидывая назад светлые волосы. – Вы, люди, часто совершаете одну большую ошибку – рождаетесь столь уродливыми.