Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

Запрокинув голову и прикрыв глаза, Джуд воскрешает в памяти торжественную процессию волшебного народца, подсмотренную им в другом лесу. Дожидается, пока онемение разольется по содержимому доспехов. Главное, не затянуть с отдыхом. А то можно и задремать. Навсегда.

Хочется верить, София в порядке. Одной ей будет страшно, но может, эта среда не так ядовита для нее. Надо было отправить ее вместе с Хагой. Если бы еще кто-то его слушался.

Голоса… Рыцарь приподнимает голову.

Неподалеку звучит речь. Переговариваются два мужских голоса. Слов не разобрать, но общий тон спокойный, будто кому-то показалось уместным вести в этом месте дружеские беседы. Не похоже на застигнутых магической атакой кастигантов.

Это могут быть эльфы. Отсюда не поймешь. А может, и нет никаких голосов. Может, это Сильва Альвана окончательно настроился на частоту его помешательства, и в эфире снова «Трансцендентное радио Камелота». Лучше бы дали музыкальную заставку.

Сейчас задача встать. Да так, чтобы не вырвало под забрало. Это будет катастрофа. И возможно, один из самых негероических финалов в истории рыцарства.

Джуд поднимается навстречу слабому головокружению. Деревья вокруг расщепляются на несколько проекций, отчего лес становится гуще, но почти сразу вся фантомная флора возвращается в исходные контуры. Теперь можно идти.

Перед рыцарем вьется подобие тропы, которой тут совершенно точно не может быть, потому что остроухие не признают дорог. Она даже подсвечена для удобства каким-то мерцающим газом. Разумеется, это ловушка. В конце тропы его ждет средоточие тьмы, персональный Минотавр. В общем-то, классический расклад. Если не сказать – заурядный. Рыцарь наедине с тьмой. В конце концов, все всегда сводится к этому. Приглашение остается только принять.

Джуд идет меж неохотно расступающейся лесной стражи. Ветви царапают его доспехи. Несколько деревьев бесцеремонно таращат на него раззявленные дупла. Ошибкой будет достать меч сейчас. Этим дай только повод.

Меж тем к сырым и прелым запахам чащи примешивается еще один, явно посторонний. Остро и тонко пахнет дымом. Это не жирный коптящий чад автотехники, объятой огнем. Но это и не уютный аромат очага. Просто что-то становится пеплом. Вот все, что можно сказать.

Лес быстро редеет, и Джуд выходит к окраине обширной поляны. Замирает, пользуясь последним укрытием, которое предоставляет листва. Задирает голову. То ли деревья так высоки, то ли самое пространство над ним оптически вытянулось вверх. Дальнее небо, зажатое между зыблемых крон, видится ему словно со дна колодца. Да и что это за небо? Мглистое, демисезонное. И колючее от звезд, даром что утро. И ни одного родного созвездия.

Ладно, с небом ясно. Вернее, не ясно ничего. Но, по крайней мере, оно слишком далеко, чтобы доставить немедленных забот.

А вот загадки колодезного дна придется отгадывать уже сейчас. Например, такую: что здесь делают автобусы? Полдюжины автобусов посреди первобытного леса.

Судя по виду, они простояли тут несколько десятков лет. Будто стая доисторических зверей сбилась когда-то в нестройную кучу, да так и встретила общую смерть.

Джуд осторожно подбирается к ближайшему из автобусов. Голубая краска на округлых боках поблекла, пошла струпьями, а местами исчезла. От сырости голый металл запаршивел и так истончился вдоль нижней кромки, что превратился в ломкое кружево. С крыши нависает зеленая пена мха.

Голоса теперь звучат хотя и ближе, но глуше, отгороженные автобусной тушей. Речь то стихает, то возобновляется, то сменяется грустным смехом. Кому пришло в голову устроить здесь пикник? Едкий запах дыма все явственнее.

Рыцарь вглядывается сквозь оконное стекло, надеясь увидеть, что происходит по ту сторону автобуса. Бесполезно. За мутными разводами и налетом цветущей пыльцы даже внутренность салона выдает себя лишь смутными силуэтами.

Придерживая рукой сломанные ребра, Джуд наклоняется к просвету между колес, но для разведки он тоже не годится: тяжелый каркас просел на сдутых шинах, а густая трава плотно льнет к железному брюху.

Он огибает автобус со стороны капота. Через радиаторную решетку пророс розовый куст. В слепых фарах стоит вода. Джуд заглядывает за угол. Никого. Пахнет дымом и розами.

Сунуться в лабиринт между автобусами он всегда успеет, а пока лучше обойти по краю могильника.

Он крадется вдоль следующего ржавого борта. Еще не дойдя до конца, останавливается в замешательстве. Этот изветшал не весь. Задняя часть облезла и замшела, а переднюю половину время будто не тронуло. Голубая эмаль цела, если не считать пары царапин. Блестит начищенная сталь диска. В окнах слабо мерцает рыжеватый свет и колышутся неясные тени.

На ум приходит потешная реклама, где защитным покрытием обработали только одну часть изделия, а вторую оставили как есть – и через пару недель на нее было жалко смотреть.

Джуд сковыривает пальцами несколько чешуек отслоившейся краски у самой границы между старым и новым. Значит, это все-таки кортеж бичующих дьявола, угодивший в очаг темпоральных колебаний. Даже время мутирует здесь. Что, если кого-то из кастигантов располовинило так же, как и этот автобус?

Джуд замечает под ногой что-то светлое. Голубое. Нет, белое. Обгоревший лист бумаги, утопленный в траве. Подобрав остаток страницы, он стряхивает с него влажный лесной сор и заносит свободную руку так, чтобы свет рун коснулся машинописных строк. «Рассмотрев героические деяния, совершенные упомянутым рыцарем во славу Христову, члены Совета признали целесообразным и желательным перенесение личных качеств Дж. Э. Леннокса на постчеловеческий психический конструкт путем трансмутации».

Сразу несколько знаков на запястье одновременно перегорают, и тонкие дорожки шрифта сливаются в неразличимое синее месиво. Впрочем, Джуд уже знаком с этим документом. В общих чертах.

Зато где-то рядом прорезывается «Трансцендентное радио Камелота». Может, ветер изменил направление. А может, рыцарь подобрался к нужной волне.

– Увы, коллега, мы именно преуспели, – объявляет знакомый голос. – Великое делание кастигантов остается в силе! Мы ведь мечтали о новом золотом веке. Так вот Pestilentia Finalis – это и есть пролог нашего триумфа. Начало окончательной победы над дьяволом.

– Кажется, я потерял нить ваших рассуждений, доктор, – сухо отзывается другой голос, еще более знакомый, пронзительно знакомый: такой голос, что слышишь его всей кожей, кожа становится мембраной, и по ней расходится зыбь тревожных мурашек.

– Нить совершенно прямая, – продолжает Целлос. – Мы сейчас находимся в конце, а нить протянута к самому началу. Когда был сотворен человек? Когда он был по-настоящему сотворен?