Робин Хобб - Судьба убийцы [litres]

Как я не предвидела, что она притащит меня сюда?

Я слишком плохо знала этих людей, чтобы предугадать, что теперь будет со мной.

– Тридцать восемь.

– Тридцать девять.

Стражники отсчитывали удары вслух, по очереди. Тут они хором выкрикнули:

– Сорок! – И две плети опустились одновременно.

Медленно-медленно они подобрали хвосты плетей и намотали их на кожаные рукояти. Их пальцы были красны, каменные лица и сильные руки испятнаны кровью. Двалия лежала не шевелясь и часто дышала. Кричать она давно перестала. Какой смысл, если это не помогает? Сколько ночей я шепотом молила отца, чтобы он отыскал меня, но мне это не помогло. Осознание того, насколько все тщетно и напрасно, накрыло меня волной и схлынуло, оставив в душе пустоту и холод. И свободу действовать.

Капра кашлянула, прочищая горло. Если она и почувствовала что-то, глядя на тот ужас, которому по ее милости подверглась Двалия, по ее голосу догадаться об этом было невозможно.

– Уведите ее. Заприте на нижних уровнях. Виндлайер, ты отправляйся в свою комнату. Завтра приступишь к своим обычным обязанностям.

Она еще не договорила, а Виндлайер уже вскочил на ноги и поспешил к двери. По пути он оглянулся на Двалию, рот его изогнулся книзу. Потом Виндлайер бочком просочился в дверь и был таков. Стражникам пришлось трудиться вдвоем, чтобы поднять Двалию: один открепил цепь от ее шеи, другой вытащил ее из кольца в полу и закрыл крышку люка. Потом они подхватили Двалию под руки и подняли. Она не шла, а ковыляла, шаталась и волокла ноги. Больно было слышать, как она стонет и кряхтит. На одно жуткое мгновение она подняла голову и посмотрела на меня. Глаза ее вспыхнули ненавистью. Тыльные стороны ее ладоней были изодраны в мясо, когда она прикрывала ими лицо. Двалия подняла кровавый палец, наставила его на меня и пробормотала что-то.

– Что она сказала? – спросил Колтри.

Никто ему не ответил. Возможно, никто не смог разобрать ее слов.

Я смогла.

«Теперь твой черед».

Крысиная голова на палке. Ничья рука не держит палку, но она подпрыгивает, грозясь сновидцу, и крысиная голова пищит: «Наживку положили, ловца словили». Крысиная пасть красная, зубы желтые. Глаза – черные и блестящие. Похоже, это одна из серых крыс, какие водятся в порту Клерреса. Вокруг шеи у нее черно-белый гофрированный воротник, а палка выкрашена в зеленый и желтый.

– Н-да, это было неприятно, – пробормотала Симфэ.

– Сами виноваты, – возразила Капра. – Это вы все устроили. Отпустили Любимого, лгали мне. Позволили этой унылой мерзавке вообразить, будто она обладает проницательностью Белых Пророков. Это вы подтолкнули ее устроить все это безобразие. Теперь, полагаю, приводить дела в порядок придется мне.

– О девочке позабочусь я, – объявила Симфэ.

Их голоса доносились до меня, словно жужжание мух, бьющихся о стекло. Двалию увели. Остались только пятна ее крови. Виндлайер ушел. Одна только я осталась там, куда они притащили меня. Я подняла глаза на красавицу Симфэ. Красивая – не значит добрая. Она не взглянула на меня.

– Нет, не ты, – отрезала Капра.

– Нам надлежит всем поработать с ней, чтобы оценить ее полезность, – предложил Феллоуди.

Капра глухо расхохоталась:

– Мы все знаем, в чем состоит ее полезность для тебя, Феллоуди. Нет.

Колтри произнес сипло:

– Покончим с этим созданием. Немедленно. Оно только посеет среди нас раздор, а нам и так хватает разногласий. Вспомните, как мы перессорились, когда вернулся Любимый. – И он нахмурился так сурово, что с его лица посыпались белила.

– «Не делай ничего необратимого, пока не поймешь, чего ты после этого сделать уже не сможешь»! Это же одна из старейших истин, идиот! Надо призвать сопоставителей, пусть поищут все возможные упоминания о ней. – Голос Симфэ звучал спокойно.

– На это уйдет много дней! – возразил Колтри.

– Ну, не тебе ведь придется трудиться, так какая тебе разница? – сказал Феллоуди. И вполголоса добавил: – Да что ты смыслишь в снах, сам-то ни одного не видел!

– Думаешь, я ничего не слышу? – разозлился Колтри.

Феллоуди отвечал с улыбкой:

– Вовсе нет. Ты просто не видишь будущего.

– Довольно! – крикнула Капра.

Она посмотрела на меня, и я отвела глаза. Мне было страшно встречаться с ней взглядом. В глубине ее глаз скрывалось торжество, словно она сумела утаить что-то от остальных троих, оставить себе какой-то секрет.

– Симфэ, я предлагаю поместить ее в тюрьму на крыше. И держать там в целости. Возможно, это всего лишь светловолосая прислуга, похищенная из дома Фитца Чивэла. Двалия не сказала ничего, что доказывало бы обратное. Будь эта девчонка и впрямь отпрыском Любимого, она видела бы сны, и Двалия смогла бы предъявить нам записи, свидетельствующие о ее ценности. Лично я подозреваю, что это всего лишь уловка: Двалия пыталась подсунуть нам этого ребенка, не желая признавать свой провал.

– Тогда почему бы не отдать ее мне? – спросила Симфэ. – Мне бы не помешала еще одна горничная.

Капра была непреклонна:

– Уловку можно использовать не раз, голубушка. Двалия утверждает, что Любимый мертв. Но она ни словом не обмолвилась о Фитце Чивэле, его Изменяющем. Если этот ребенок его или важен для него, мы можем вновь столкнуться с Нежданным Сыном. Настоящим. Тем, кто помог Любимому расстроить наши планы. Поэтому девчонку следует держать, пока мы не поймем, есть ли хоть крупица истины в россказнях Двалии. Пока не выбьем всю правду из нее и того чудовища, что она взрастила.

– Вряд ли это так уж необходимо. Почему бы тебе…

Капра перебила ее, повысив голос:

– Или мне придется убить их всех. Как я убила бы Любимого.

Пока они спорили, мое сердце билось так сильно, что мне казалось, все тело содрогается при каждом ударе.

Повисло молчание. Его нарушил Колтри:

– По какому праву ты навязываешь нам свою волю? Нас Четверо.

– По праву старшей. По праву опытной и мудрой. Вы за моей спиной сговорились отпустить Любимого, а теперь настала моя очередь решать, не спросив вашего мнения! – Она помолчала, самодовольно глядя на них. – Ну, давайте отводите глаза и делайте вид, будто можете меня обмануть! Что за позорище! Думаете, я не знаю, как вы перенаправили деньги и ресурсы на затею Двалии? Думаете, я не догадываюсь о письмах, которые она слала вам с голубиной почтой? – Она покачала головой, словно ужасаясь такой наивности, и улыбнулась жуткой улыбкой. – Вы забыли, кто видит сны лучше и глубже любого из вас или из выведенных в Клерресе Белых! Вы думали, что скрываете от меня свои тайны, – а я, чтобы отплатить вам той же монетой, не рассказывала о своих снах!

Позволив Двалии отправиться в ее бессмысленную погоню за местью, – продолжала она, – вы забыли о главной угрозе. И угроза эта – не ребенок, который может происходить от Белых, а может и не происходить, а проклятые драконы! Все, что мы пытались предотвратить, свершилось. Драконы снова вырвались в мир, и оставшиеся у нас небелы видят зловещие сны о волках и сыновьях драконов. Мы были так близки к тому, чтобы покончить с драконами навсегда! Но драконы ничего не прощают. И не забывают. А вы, похоже, забыли, что драконы никогда не прощают причиненного им зла! Оставьте уже свою мышиную возню и взгляните в будущее. Любимый вбил клин в фундамент наших знаний, но мы отстраиваем их заново, накапливая новые сны и пророчества. Мы можем снова встать у руля и направить мир туда, где нам будет лучше. Но если однажды мы посмотрим на небо и увидим над Клерресом крылья – всему конец.