Робин Хобб - Судьба убийцы [litres]

Я услышал, как у него перехватило дыхание в темноте.

– Фитц… Я не могу.

– Ты должен. Нет времени спорить. Давай я сам за тебя все скажу. Ты не хочешь бросать меня здесь. Я тоже не хочу, чтобы ты бросал меня здесь. Но ты должен это сделать, и ты сделаешь. Со мной все кончено. Спаси моего ребенка. Нашего ребенка.

– Но… я не могу… – всхлипнул он. – Моя ступня опять треснула. И из плеча сильно идет кровь, Фитц. Сильно.

– Иди сюда. Дай мне ощупать твои раны. – Я старался говорить спокойно. Но никакого спокойствия не ощущал.

– Я здесь, – отозвался он.

Мне вдруг стало совершенно ясно, что нужно делать. Его руки коснулись моего лица, одна в перчатке, другая обнаженная. Отлично. Я крепко схватил Шута за запястье руки в перчатке.

– Ты сможешь, – сказал я, стаскивая перчатку. – И ты сделаешь это. Возьми то, что от меня осталось, Шут, и спаси Би.

– Что? – вскинулся он и тут же понял, что я задумал.

Он попытался отдернуть руку, но из-за раны в плече она его едва слушалась. Я прижал серебряные кончики его пальцев к своему горлу. Сначала ощутил жгучее, мучительное наслаждение. Потом между нами установилась связь, совсем как тогда в комнате Верити на башне. Тогда я испугался и сбежал. Теперь же окутал эту связь собой. Я чувствовал Шута, видел сверкающий кульбит его жизни, видел его тайны, мерцающие, как звезды в небе. Нет, я не собирался посягать на них. Тайны Шута всегда принадлежали только ему одному. Как же мне осуществить задуманное? Шут все пытался отдернуть руку, но я делал со своей жизнью то, что меньше всего на свете думал сделать, так что надо было сделать все как следует. Не время жалеть его или себя. Я обхватил Шута второй рукой, прижал к груди и стал удерживать, невзирая на его трепыхания. Границы между нами стерлись. Мы растворялись, и по ощущениям это было как исцеление. Я чувствовал рваную рану на плече Шута, где чуть не вырвало кусок мяса, трещину в кости там же и колющую боль от переломов костей в ступне.

Я сказал, вдыхая слова в его рот:

– Замри. Не сопротивляйся. Так надо.

Вдохнул поглубже и затаил дыхание. Крепко держа Шута за запястье, я обнял его не только руками, но и всем своим телом. И когда я с силой выдохнул, то через связь, которую выстроил между нами, передал ему свои силы, свою исцеляющую магию, всего себя. Я вспомнил, как черпал силу у Риддла. «Надо просто направить этот поток в другую сторону», – подумал я и перелил в него всю свою жизненную силу, что еще оставалась. Мне она уже не пригодится. Коснулся изнутри повреждений в его теле. Шут содрогнулся от боли и затих.

Ты мало что оставил нам, брат мой.

Все, что угодно, лишь бы спасти Би.

Шут лежал без чувств у меня в объятиях, распластавшись на груди. Я ощупал его плечо. Рубашка и кожа порваны. От прикосновения к болтающемуся куску мяса у меня голова пошла кругом. Я приложил его на место, прижал и запечатал. Пусть кость срастется, а рана затянется. Я исцелял его отчаянно, торопясь, как только мог, не жалея ни его, ни своих сил.

Ты должен пойти с ним, Ночной Волк. Чтобы быть с Би.

Если нам конец, тогда я встречу его вместе с тобой. Как ты был со мной, когда я умирал.

Как охота там, где ты был?

С тобой была бы лучше.

Я иду с тобой, брат.

Я направил свою Силу в тело Шута. Всю, сколько ее было. Выпрямил его лодыжку, переместил сухожилие туда, где ему положено быть, если верить старым книгам Чейда.

Выправись, велел я сухожилию.

И чем больше Силы покидало меня, тем меньше оставалось от меня самого. Шут зашевелился, передернулся от боли и снова потерял сознание. Хорошо. Так он не сможет сопротивляться.

Но мне оставалось одолеть еще одного противника – себя самого. Я чувствовал, как просачиваюсь в него. Если дать себе волю, мы станем тем, чем на миг сделались, когда я возвращал его с того света. Я вернусь домой, к нему. Мы будем единым целым. Но нет.

Не тебе это решать. Я бы не пошел с тобой.

Я знаю. Знаю.

Пусть Шут живет, оставаясь собой. Он должен спасти Би, а не меня. Так мы пообещали друг другу.

Моя рука соскользнула с его тела. Я вернулся в себя. Из последних сил, что еще оставались, нащупал кудрявую головку Би и положил руку ей на макушку. «Да хранит тебя Эда», – взмолился я, хотя никогда не верил в эту богиню. Нашел связующую нас нить Силы и оборвал ее.

И прошептал то, в чем был теперь уверен:

– Шут спасет тебя.

Он уже зашевелился. Пора уходить. Пока я могу сделать этот выбор сам, без него. Я выдохнул в последний раз. Ночной Волк уже ждал меня.

Ты готов, брат мой?

Да.

И я соскользнул в ничто.

Белой Пророчице Герде едва исполнилось двадцать лет, когда она отправилась в мир искать свою Изменяющую. Изменяющая часто являлась ей во сне еще с младенчества. Путешествуя по суше и по морю, Герда забралась очень далеко от мирного плодородного края, где родилась, и пришла в глухую горную деревушку. Из этой деревни была видна далекая гора, которая дымилась, а по ночам светилась, как уголь.

Герда пришла к дому Куллены. Это была старая женщина, живущая в доме своего сына и его жены. Днем, пока они были на охоте и на рыбалке, Куллена оставалась с их семью детьми и заботилась о них. Она не жаловалась, хотя ее старые кости ныли и глаза были уже не те. Герда пришла к ее дому, села у порога и ни с места. Куллена не понимала, зачем пришла эта девушка и почему отказывается уходить. «Вот тебе еда, а теперь ты должна уйти», – сказала Куллена Герде.

Но наступила ночь, а Белая Пророчица так и сидела у порога. «Можешь поспать у очага, но утром ты должна уйти», – сказала Куллена Герде.

Но утром Белая Пророчица снова села у порога. И тогда Куллена не выдержала и сказала ей: «Раз уж тебе зачем-то нужно быть тут, займись чем-нибудь полезным. Сбивай сливки в масло, качай колыбель, если малыш раскричится, или шей из шкур нам теплые плащи, зима-то ведь не за горами».

И Герда стала делать все это, не требуя взамен ничего, кроме еды и позволения спать у очага. Она работала на чужих людей не меньше самой Куллены. И семья Куллены со временем полюбила ее. Герда еще и учила детей читать и писать, понимать числа, считать и измерять расстояния. Она поддерживала жизнь Куллены долгие годы, и в благодарность Куллена позволила ей остаться. Шли годы, и Герда научила грамоте и счету ее правнуков, которых было сорок человек.

А потом и их детей.

Так она изменила мир, ибо одна девочка из тех, кого она учила, выросла и сумела объединить свой народ. Они стали возводить прочные дома, и дети их росли умными. Этот народ жил в единении с лесом, а не в противостоянии ему; люди заботились о своей земле и друг о друге. Потомок той женщины объявил себя слугой всего горного народа и так, в служении, вел людей за собой.