Алексей Доронин - В двух шагах от вечности [litres]

Еще одна машина корпов, наоборот, была ребристой и угловатой. Низкий силуэт, масса и размеры в разы меньше, чем у допотопных «основных боевых танков». Но огневая мощь выше любого из них. Да и живучесть тоже. И она тоже могла летать, хоть и невысоко. Корпус состоял не из металла, не из традиционной броневой стали, а из углепластика и органических полимеров.

Экипажа не было. Совсем. Неспециалист даже не понял бы, для чего нужны эти ребристые экраны – для стелс-качеств или для защиты. Но все сходились в одном – техника эта опережает технику «ребелов» на пятьдесят лет. Подбить ее почти невозможно. А попасть – и того сложнее. Но повстанцы все-таки иногда подбивали. И из редких трофейных ручных «рельсовых» пушек, и из устаревших противотанковых гранатометов да крупнокалиберных пулеметов… главное – сосредоточить побольше огня.

Был тут и сожженный «Носорог», то есть полицейский боевой робот-танк «Rhino», с противоминным ковшом. А еще – подорвавшийся на мине полицейский бронеджип, похожий на тот, который подбили при штурме участка.

Хорошо, что тяжелой техники у корпов было мало. Даже подозрительно мало. За все время боев на территории Мехико повстанцы не видели больше двух десятков единиц их бронетехники. Иначе бы никаких шансов у них не было.

Жаль, что использовать все это самим пока невозможно – защита выводила из строя технику еще до того, как до нее добирались саперы и техники «ребелов». И высокотехнологичные боевые машины превращались в груды металлолома, который годился разве что на переплавку.

Но все равно технические специалисты должны на это посмотреть.

Внезапно на пути у дрона, перегородив всю проезжую часть, показалось изделие промышленности страны, которую мало кто из местных нашел бы на карте. Рихтер не бывал в Беларуси, но подозревал, что от знакомого ему РГ, где он гостил трижды и один раз был на стажировке, она мало чем отличается. Разве что выхода к морю не имеет.

Это был полицейский автобус-трансформер, созданный в те же годы, что и легендарный автомат «Пищаль», и поставлявшийся на экспорт в полицейские подразделения многих стран. Когда-то он должен был наводить ужас на бунтовщиков, а теперь выгорел изнутри до черноты и выглядел жалко. Сожжен в положении «барьер» – сначала явно подбит выстрелом из гранатомета, а потом уже закидан бутылками с зажигательной смесью.

Во время сентябрьских боев две такие машины «сугубо мирные протестующие» сожгли дронами-брандерами, а одну – обычными «коктейлями Молотова», хотя их и понадобилось много. Гранатометы в черте столицы появились у «Авангарда» чуть позже.

Оказалось, что толку с этих исполинов, способных давить колесами обычные легковушки и таранить почти любые баррикады, не так много, когда беспорядки превращаются в уличную войну. После того как разогнали митинги против местных властей, мирных собраний больше не было. В тотально вооруженной, несмотря на все попытки Родригеса, стране баррикады отвечали огнем. И после определенной черты каждая акция сил правопорядка, даже проводимая в рамках закона, начала не сбивать пламя, а вызывать эскалацию гнева по экспоненте.

«Какой смысл биться лбом о тяжеловооруженных „riot police“, похожих на роботов в шлемах и со щитами? Зачем сражаться лицом к лицу с paramilitares в бронежилетах и черных масках? Если можно расстрелять из автоматов и тех, и других из засады, а их тачки подбить из РПГ?» – решили местные.

И начался вооруженный захват стратегических объектов, а там, где это было невозможно, – партизанская война с целью оттянуть и заставить режим распылить силы, как на Кубе под властью Батисты. И, как и там, полиция, которая до этого легко разгоняла плохо организованные мирные акции, быстро разбежалась, когда у «митингующих» появилось оружие.

Оно у них появилось не случайно, конечно. Говорить, что все происходило само собой, подумал Рихтер, это все равно, что работнице борделя прикидываться девственницей. Ну или ладно, не шлюхе, избежим негативных коннотаций. Девушке, которая замужем уже третий раз. Эта была часть плана вооруженного восстания. Как и все другие успешные революции, Вторая Великая Мексиканская развивалась не спонтанно, а под четким руководством направляющей силы. «Авангард» был не единственным ее рулевым, но быстро оттеснил остальных на обочину, потому что полнее всего выражал чаяния народа. А народ хотел перемен, и побыстрее.

Максим старался быть объективным и читал не только файлы Софи, но и все, что успел получить от товарищей по Корпусу, прежде чем уйти оттуда. То есть документы для служебного пользования с грифом «restricted». Его интересовала хронология. Как и у любого восстания, здесь имелись свое горючее и своя искра, да еще некомпетентность «пожарных».

Вначале требования, под которыми подписался бы любой, были в основном экономическими. Вроде отмены социальных рейтингов, упразднения политики Трех Зон, выравнивания ставок по кредитам для физических лиц, создания дополнительных рабочих мест, восстановления пособий по безработице в объеме 2030 года. Последним пунктом там был самый «сладкий»: компенсация государством долгов физических лиц. Точнее, «грабительских процентов» по ним, да еще набранных в «кризисный период». С оговоркой, что должник обязан доказать факт целевой траты денег на обеспечение своего «социального минимума». Оговорка звучала смешно. В эпоху бумажных документов Рихтер мог бы собрать гору таких доказательств. Тем более сейчас можно было при желании подделать кучу электронных чеков. И суммы выходили астрономические.

Были и вовсе утопические хотелки. К тому же некоторые запросы явно противоречили друг другу – например, уменьшить налоговое бремя и увеличить государственные расходы. Ну и что? Эти тезисы составляли люди с улицы методом прямого голосования в сети за каждый, а не профессора экономики.

Но Мануэль и те, кто за ним стоял, «вести переговоры с террористами» не собирались и даже на минимум из трех пунктов не соглашались. Требования митингующих были проигнорированы. И тогда те решили не расходиться. Началось с песен и танцев, карнавальных шествий в реале и виртуале. С красных лент, жилетов и нарукавных повязок, буденовок с красной звездой и французских фригийских колпаков.

Искрой была не бойня в Гвадалахаре, про которую тоже было много противоречивых версий, – к тому времени всё уже катилось по наклонной, – а несколько куда менее кровавых, но показательных полицейских облав с постановкой людей на колени и имитацией расстрела, мгновенно растиражированных через сеть и отождествляемых с действиями Пиночета и Гитлера.

Нет, карательные акции бывали и раньше. И не всегда расстрел был имитацией, иногда оказываясь «огнем на поражение при попытке к бегству или нападении на сотрудника сил правопорядка». Просто в один из тех дней почему-то перестал работать алгоритм подбора новостей. И те сообщения, которые раньше были неприоритетными, вдруг оказались куда выше в рейтинге, чем конкурсы поедателей пончиков. Причем не только локально, а во всем мире. Прорыв информационной блокады был мгновенным и явно застал врасплох тех, кто эту систему так долго выстраивал. И обычного заваливания мусорными новостями и негативными комментариями тоже не получилось.