Дэвид Хаир - Кровь мага [litres]

Аруна-Нагар, Баранази, Северный Лакх, континент Антиопия

Шаввал 1381 (октен 927 на Юросе)

9 месяцев до Лунного Прилива

Казим сожалел о каждом своем слове, о каждом оскорблении, брошенном им в адрес Гурии, которая испытывала явный восторг от перспективы отправиться на север вместе с Рамитой, о том, как выкрикнул, что Рамита действительно хочет выйти замуж за другого.

Я был не прав: у Рамиты нет выбора. Это не ее вина – а теперь Гурия передаст ей каждое мое слово, и она будет считать, что мне все равно. Будет считать, что я ее ненавижу, а у меня ведь и в мыслях не было желать ей смерти. Гадалка сказала мне, что она – моя судьба. Так почему же это случилось?

И все же он действительно произнес эти слова, изливая гнев и ярость на свою самодовольную младшую сестру. Он бы ударил ее, если бы Гарун не схватил его и не отвел обратно в Дом-аль’Ахм, где оставался с ним, пока Казим не успокоился.

Сейчас уже стояла вторая половина дня, и Рамита должна была сидеть во дворе в окружении своей семьи, ожидая своей свадьбы, которая состоится этим вечером. Скучала ли она по нему? Когда я сказал Гурии, что тебе следует перерезать себе горло, чтобы не позволить этому старику к себе прикоснуться, у меня и в мыслях не было желать тебе такого. Прошу, поверь! Но в глубине души Казим по-прежнему бунтовал. В Калиштаме было множество историй о женщинах, которым хватило смелости предпочесть смерть унижению, – один из богословов рассказал Казиму о них после того, как Гарун объяснил ему его горе. Однако для Казима оставалась невыносимой сама мысль о том, чтобы Рамита совершила подобное.

Ее обрекла на это жадность Испала – а Гурия еще хуже! Теперь она едет на север. Она думает только о себе. Она знает, кто этот жених, но не говорит мне, неверная шлюха!

Казим пребывал в решимости помешать свадьбе, пусть Гарун и отговаривал его от этого. Из уважения Казим выслушал своего нового друга, но как только тот отвернулся, выскользнул из Дом-аль’Ахма. «Я не могу просто сидеть и ничего не делать», – говорил он себе. Его преследовал образ расширившихся от боли и ужаса глаз Рамиты, на которую опускался феранг, забирая ее у него. Вооружившись украденной у погонщика скота бамбуковой палкой, он зашагал по улицам, выхватив фляжку у валявшегося в канаве пьяницы. Рот Казима наполнило дешевое, маслянистое пойло с гадким вкусом, распаляя его гнев. Он шел по их району, пока не заметил огромную толпу, запрудившую весь квартал, в котором находился дом Анкешаранов. В переулке было не протолкнуться – каждый хотел стать свидетелем странного события.

Один из громил Чандра-Бхая узнал его и рассмеялся:

– На твоей маленькой шлюшке женится кто-то другой!

Заревев как бык, Казим врезал палкой ему по лицу, а затем, когда тот упал, пнул его в живот.

– Рамита! – выкрикивал он вновь и вновь, пробиваясь сквозь толпу и беспорядочно нанося жестокие удары своей палкой. Старая тетушка отлетела в сторону, дети врезались в стены, а Казим все кричал: – Рамита, я иду!

Добравшись до входа во двор, он увидел, что путь ему преградил огромный феранг. Казим взмахнул палкой, но феранг заблокировал удар защищенным металлическим наручем предплечьем. Его лицо было большим и уродливым, со сломанным носом и узкими глазами, выглядывавшими из-под стального шлема. Здоровяк взмахнул огромным кулаком, целясь Казиму в голову.

Выгнувшись назад, Казим увернулся и ударил огромную фигуру прямо в живот. Его кулак врезался в сталь, и юноша лишь каким-то чудом не сломал себе костяшки. Однако в следующее мгновение он получил удар в плечо, который вывел его из равновесия. В толпе раздались выкрики, и люди, толкаясь, расступились, освободив пространство, которое, впрочем, было слишком тесным, чтобы уворачиваться. Присев, огромный рондиец расставил руки. Схватив шипевшую на жаровне сковороду, Казим разбросал готовившиеся на ней орехи кешью и со звоном ударил ею противника по шлему. Получай! Юноша ударил его еще раз, но здоровяк и не думал падать. В ответ он врезал кулаком Казиму в живот. Казим сложился пополам, не в силах вдохнуть. Перед его глазами все плыло. С ободряющими возгласами люди толкнули Казима обратно к рондийцу, топая ногами. Все любили посмотреть хорошую драку. Здоровяк-рондиец ухмыльнулся и вновь расставил руки.

Казим нанес ему несколько ударов, но это совсем не было похоже на драки с Санджаем. Юноша словно бил по камню. Схватив Казима, рондиец швырнул его на землю и уселся сверху. Ощущение было таким, как будто юношу придавило домом. Казим попытался сбросить его, однако рондиец оказался слишком тяжелым. Первый удар расплющил юноше ухо, и в голове у него загудело. Второй с тошнотворным хрустом врезался ему в лицо, и Казим почувствовал, как ломается его нос. Третий удар едва не вышиб из него дух.

Рондиец встал. Казим лежал, хныкая, как ребенок. Толпа притихла. Казим весь пылал от боли и унижения. Огромные руки подняли Казима и поставили его на ноги.

– Не возвращайся, парень, – произнес рондиец тихо на кешийском. – Или я из тебя сделаю отбивную. Тебе ясно?

Казим молча кивнул, едва не лишившись чувств.

– Хорошо. Теперь вали, мелкий ушлепок. И не возвращайся.

Толкнув Казима к стене, здоровяк врезал ему кулаком в живот, оставив его блевать в канаву. Тяжелая поступь начала удаляться и затихла в толпе.

Когда рондиец ушел, Казима окружили добрые руки и полные сочувствия лица. Люди начали приводить его в чувство. Один мужчина выправил его раздувшийся как мяч для игры в каликити нос. Казиму промыли рассечения, оставленные на его лице перчатками здоровяка. Юноша чуть не плакал от стыда и бессильной ярости, однако все хлопали его по спине и говорили, что это было очень смело – сойтись в бою с грязным ферангом. «Никто из вас не пришел мне на помощь, – подумал Казим угрюмо. – Вместо этого вы толкнули меня обратно к нему!» Однако он ничего не сказал. Двое молодых людей отвели его обратно в Дом-аль’Ахм. Пробираясь сквозь рыночную толчею, им почти что приходилось нести его на руках.